Я молча отворачиваюсь. Совсем недавно сам готов был пальнуть в этого высокого, крепкого, как скала, и упрямого, как баран, типа. А сейчас… сейчас мне больно оттого, что он умирает. И некогда разбирать, кто в чем виновен. Вместо болтовни я привычно меняю магазин в своем «калаше».
Бандиты опять смелеют, и мы встречаем их щедрыми очередями. Но поливая заросли свинцом, я не забываю слова командира. «Он передал в Центр… И здесь нас ждали…»
Значит, вовсе не моя бурная активность привлекла сюда эту сволочь? Значит, сволочью оказался кто-то из наших друзей?
Очевидный, простой до ужаса план – на глухой лесной дороге расстрелять водителя с двумя пассажирами и угнать фургон с грузом. Может, для этого и Настю задержали в другом месте – чтоб выманить нас с подготовленной точки? И чтоб четвертая участница группы не помешала. Она-то еще за сотню шагов могла учуять засаду… Или не только учуять.
Я вот тоже заранее ощутил, а ни хрена не смог!
«Татуировка» давно не пылает невидимым огнем. Даже не саднит… Единственное, что пока нас выручает, – канава, куда сползла «Газель», довольно глубокая. А подступы к ней относительно хорошо простреливаются.
Мы еще сдерживаем натиск – до тех пор пока не кончатся патроны и гранаты.
Но я знаю – это ненадолго…
Еще одна «РГД-5», запущенная Кидом, летит над высокой травой.
Он судорожно толкает меня в плечо.
Да, я готов. Сейчас! Почти одновременно с разрывом вскакиваю и прыгаю в кабину.
– Прости, Глеб! – через звон в ушах успеваю различить сиплый, отчаянный голос.
А в следующую секунду весь окружающий лес будто раскалывается злым грохотом «АКМ» и гулкими хлопками «М-19».
Они все-таки нас обошли.
Взяли в кольцо с флангов и тыла. Когда, пригнувшись ниже панели, вжимаясь в сиденье, я попытался сдвинуть «Газель» с места – разбрызгивая остатки стекол, пули начали долбить кабину со всех сторон.
– Эй, уроды! – крикнул я, утирая кровь из рассеченной стеклом брови. – Если сейчас взорву груз – вам точно ни хрена не обломится!
Помогло.
Пальба затихла. И чей-то нагловато-безмятежный голос долетел из леса:
– В натуре непонятки вышли, пацаны! Оставьте тачку и валите на все четыре стороны. Мы не тронем!
Угу, «непонятки».
Зато Кид все понял правильно. Швырнул им в подарок еще одну «РГД-5». Сил у него уже было мало, и она разорвалась слишком близко – так что осколки зазвенели по бамперу.
Но получилось кстати. Я успел выехать на дорогу из кювета и резко сдать «Газель» назад.
Лишь несколько метров…
Машина почти пролетает их, подпрыгивая на ухабах. И все равно они кажутся бесконечными…
Справа стена леса светлеет. Просека! Я резко выворачиваю руль и, проломив кусты бампером, увожу «Газель» в лес.
Несколько пуль бьют по кабине. Но почти сразу пальба стихает. И к мерному гудению нашего двигателя добавляется новый звук – рев мотоциклетных моторов.
Выслали наперерез?
Автоматные очереди начинают грохотать где-то за спиной. Понятно, Кид отсекает мотоциклистов. Молодец, дает нам оторваться!
Еще километр я слышу его за спиной. А потом вдруг наступает тревожная, рвущая душу тишина – на несколько секунд. И следом – раскатистый, будто удар грома, взрыв.
Сильный. Намного сильнее, чем от одной гранаты…
Я судорожно, до белизны костяшек, сжимаю руль. И машинально начинаю вспоминать – сколько там, в мешке, оставалось?
Не меньше двух гранат плюс толовая шашка…
А еще перед глазами опять встает похожее на кровавую маску лицо Кида. И его последние слова: «Прости, Глеб!»
Может, это и выглядит глупо, но сейчас я шепчу:
– И ты прости… – оглядываюсь на бледного, как полотно, Ромку и приказываю: – Достань из аптечки инъектор – вколи себе один промедол. Возьми пластырь, вату – заклей рану… Пожалуйста, Ромка! Надо выжить – Кид этого хотел!
Мотоциклетные моторы позади становятся глуше.
Оторвались?
Или бандиты просто решили не связываться с добычей, которая слишком дорого им обходится?
Хочется верить. Хочется успокоить гулко стучащее в висках сердце…
Налетающий через разбитое стекло ветер холодит лицо, только я все равно уже взмок под курткой – хоть футболку выжимай! То и дело взвизгивают на ухабах рессоры, хрустят под колесами сучья поваленных деревьев, но я не сбавляю скорость.
Скорость – это наше единственное спасение!
Оглядываюсь на своего спутника. Ага, молодец – на полу кабины уже валяется использованный флакончик из-под обезболивающего. И несколько кусков ваты, пропитанных кровью. Сейчас, кусая губы, Ромка широким медицинским пластырем заклеивает дырку в животе.
Лицо у него чуть порозовело… или мне кажется?
Во всяком случае, думаю, печень не задета. Иначе бы он давно потерял сознание. Если выберемся – отвезу его в больницу, в соседнюю область. Там его подлатают!
Дождавшись, когда Ромка кончает возню с пластырем, я киваю на бардачок:
– Достань карту!
Я ведь понятия не имею, куда ведет просека, – и это плохо.
Ромка слабо кивает. Опускает задранную футболку, даже пытается заправить ее в штаны и лезет за картой…
Но раньше, чем он успевает открыть бардачок, я резко сбрасываю скорость. И, не заглушив электромотор, останавливаю фургон.
Несколько секунд всматриваюсь через разбитое стекло.