Русские в Берлине. Сражения за столицу Третьего рейха и оккупация. 1945

Снаружи начинало светать. Наступало 2 мая. Между 4:00 и 5:00 утра мы услышали русские голоса. Выстрелов больше не было. В помещение вошли два молодых солдата и выкрикнули: «Krieg kaputt! Gitler kaputt!» – «Войне конец! Гитлеру конец!» (Они произносили «х» как «г».) Следующим последовал вопрос: «Du Uri?» – «Часы есть?» Никакого обыска, только этот вопрос. Затем нас отвели в зал совещаний, где мы, впервые за пять дней, увидели дневной свет. На следующий день нас вывели по ступенькам Рейхстага на Кёнигсплац. Русские показали на посольство Швейцарии и сказали: «Вам туда». Площадь была завалена разбитыми немецкими орудиями и телами немецких солдат. Наши русские конвоиры остались позади. Метров через пять мы поняли почему: вокруг нас засвистели пули. Остаток пути мы проделали на четвереньках. Засевшие в разрушенном театре на Шиффбауэрдамме эсэсовские снайперы стреляли по всему, что двигалось вблизи Рейхстага. Должно быть, это был Бабик со своими людьми.

В швейцарском посольстве меня допрашивал русский офицер, бегло говоривший по-немецки. Я прикинулся почтовым чиновником, которого по пути на работу остановили немецкие солдаты. Не знаю, поверил ли он мне. Как бы там ни было, меня оттуда увели. Выйдя на улицу, я увидел толпу русских на Кёнигсплац. Снайперы больше не стреляли. Нас вели на угол Люнебергерштрассе и Моабита. В подвале углового дома меня допросили во второй раз. Могу даже сказать, как звали русского офицера, бегло говорившего по-немецки, – по крайней мере, его имя. Вальтер. Во время допроса у него на коленях сидела пьяная немка, осыпавшая его поцелуями. Она-то и называла его Вальтером.

Вальтер явно не поверил моей истории и отправил в тюрьму Плетцензе. Туда отовсюду стекались тысячи пленных».

Зильча отправили в лагерь для военнопленных, снова допросили, а затем определили к отправке в Советский Союз. Однако сразу за Берлином, во время отдыха перед предстоящей долгой дорогой, ему удалось сбежать. В столицу он вернулся переодетый железнодорожником.

Даже когда подручные Бабика продолжали стрелять из здания Рейхстага, русские начали выцарапывать на его стенах свои имена при помощи острых предметов, обмакнутых в краску всех мыслимых цветов. В течение недели стены Рейхстага были покрыты именами до высоты, куда только мог дотянуться человек, а в следующую неделю – куда мог дотянуться человек, взобравшийся на плечи другого.

Одно имя стоит особняком от всех других – оно «запечатлено» особенно большими черными буквами. Имя это приобрело известность, когда «Правда» опубликовала старую фотографию Рейхстага. Несколько дней спустя, в конце марта 1965 года, отставной русский военнослужащий, живущий где-то в провинции, написал своему другу в Москве следующее письмо:

«Дорогой Евгений Аронович. Прошлым вечером случилось нечто чертовски неожиданное. Я встретил нескольких друзей. Они ехидно усмехались и спрашивали: «Ты был в Берлине? Чем ты там занимался?» – «Да, – ответил я, – я там был и много чем занимался. Мы взяли Берлин штурмом, захватили Рейхстаг и несли гарнизонную службу». – «Правда? – сказали они. – А больше ты там ничего не делал?»… И они открыли «Правду» за 21 марта. Я не мог поверить своим глазам. Среди прочих автографов мой выделялся, как что-то неприличное – Мирошников, огромными черными буквами. Я разволновался и вспомнил тот день. Это было 30 апреля 1945 года, когда мы направили все свои орудия на Рейхстаг, и наш командир полка, подполковник Землянский, охрипшим голосом прокричал: «Полк… по Рейхстагу… тысяча залпов… беглый… огонь!!!»

Твой И. Мирошников

».

Чтобы взглянуть на картину в начале мая глазами немцев, нам следует вернуться к началу наступления на Одере. Это также позволит нам более пристально присмотреться к стратегии советских генералов на последнем этапе войны и к реакции немцев, находившихся вне стен бункера фюрера, чему мы уделили недостаточно внимания. Что касается событий внутри самого бункера, то тут у авторов хроник полно разногласий – единодушны они лишь в своих потугах представить все как одну великую драму. Однако драма – это совсем не то, что названо таким именем или описано в драматических тонах. По правде говоря, конец нацистских лидеров был далеко не драматическим; скорей жалким, убогим и бесславным.

Глава 7. Девяносто четыре тысячи и девяносто четыре

Когда Красная армия 16 апреля 1945 года начала свое наступление на Одере, немецкое Верховное командование преспокойно занималось своим делом, по крайней мере за столом совещаний. Адольф Гитлер еще не составил своего мнения, остаться ли ему в столице или укрыться в своей легендарной «Альпийской крепости» на юге. А пока он продолжал отсиживаться в своем бункере, все более и более теряя связь с внешним миром.