Харизма не харизма, но какой-то выход в сторону непререкаемого лидерства все же в данной ситуации просматривается, да и прецеденты в истории имеет. Это не великий Наполеон, а малый, не дядя, а племянник. Что вывело Наполеона Третьего на орбиту? Беспрекословная поддержка уставших от революционных передряг масс. Это наш случай: все в один голос говорят, что Путин победил еще до выборов. Вопрос в том, как он воспользуется своей победой. Но такая массовая поддержка, конечно, дает лидеру возможности давления на властвующие элиты: как раз по ленинской вышеприведенной трактовке или даже по Овидию: если не уговорю высших, то двину Ахеронт.
Будущее неясно: ни вообще когда-либо, ни сейчас. Но существует все же некая теоретическая, опытом даже российской истории подтверждаемая, возможность движения событий в нужном направлении: к укреплению российской экономики и правового порядка. Будем немножко марксистами: не будем забывать о том, что процветающая экономика и сильный средний класс неизбежно порождают и укрепляют демократические институции.
Татьяна Толстая вне ксерокса
Татьяна Толстая получила премию Триумф за роман «Кысь», что вызвало понятное одобрение со стороны всех поклонников этого автора вообще и этого замечательного произведения в частности. Я принадлежу к числу тех ее поклонников, которые, в отличие от зоилов, считают «Кысь» вершинным на сегодня ее достижением. (Удивительно, что зоилы нашлись; впрочем, они существуют всегда, это архетип.) Мне уже приходилось высказываться по поводу «Кыси» и повторяться не буду, но хочется в связи с новым - на этот раз, скажем так, светским успехом - Татьяны Толстой все-таки поговорить о ней. Повод для этого представился очень удобный: вышедшая недавно (в этом году) книга ее журнально-газетной эссеистики «День».
Помнится, что при появлении своем в периодике эти эссе Толстой вызывали - у меня, по крайней мере, - смешанные чувства. Далеко не со всем ею сказанным хотелось соглашаться. Возникало вообще представление о том, что это не ее жанр, что в эссеистике она слабее, чем в художественной прозе. Ничего удивительного в этом, конечно, нет: кто будет оценивать, скажем, стихи Блока в той же шкале, что его газетные статьи (одна из них так и называется: «Писатель в газете»), но все-таки некий дискомфорт ощущался. Сейчас такое представление в значительной мере изменилось, и к лучшему: собранные в одной книге, эссе Толстой выигрывают. Как, между прочим, выиграли в собрании сочинений статьи Блока: видно, что они были неслучайны. Писатель Татьяна Толстая никуда не делся, она заново дает ощутить свою словесную силу и изобретательность. И еще одно обстоятельство сыграло роль: назвав сборник своей эссеистики «День», Толстая дала ему подзаголовок: «Личное», что внесло уместную ноту, так сказать, необходимой вторичности собранного. Мол, в прозе, в художестве своем я поэт, а здесь - гражданин, и в этом качестве тоже имею неоспоримое право голоса.
Голос российского гражданина Татьяны Толстой звучит, конечно, по-своему, его ни с чьим не спутаешь, но в этом, так сказать, гражданском процессе он, будучи хорошо слышным, вряд ли будет весомым. Одна из тем толстовской публицистики - обличение постсоветской жизни в ее культурных, а вернее антикультурных проявлениях. Пресловутые новые русские - герои этих статей Толстой. Статьи можно было бы назвать убийственными, только вот не убьют они никого: ее персонажам это до лампочки. Удовлетворение, доставляемое такими статьями, - чисто эстетическое. Читаем, например, о новом журнале для мужчин, начавшем выходить в Москве (статья называется «Какой простор: взгляд через ширинку»):