Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

...Очевидно, революция должна была ощущаться им в своей оргиастической, татарской стихии. Для поэта исключается верность ей, служение ей,- он мог лишь упасть в нее, утонуть в ней.

Замечательный анализ, но по нынешним временам нужны кое-какие оговорки: слово "татарский", "татарская" будем брать метафорически, а не вещественно-исторически. В том и глубина блоковского цикла "На поле Куликовом", что здесь не только конкретное событие 1380 года вспоминается, а берется некий архетипический русский сюжет: на этом поле Россия ведет вечный бой, и не с татарами некими условными, а с собой, вот с этой "татарщиной", азиатчиной - темной стихией в себе. И провокативное величие Блока в том еще заключается, что он в этой битве готов стать на сторону стихии, "татарской древней воли". Эта известная у него тема - стихия как носительница и условие культуры: подлинная культура стихийна, а не рациональна, рациональна так называемая цивилизация, буржуазный Запад рационален и цивилизован, и эта цивилизация породила кошмарную скуку мировой войны. Блок так остро и неожиданно отреагировал на октябрьскую революцию, потому что усмотрел в ней возможность стихийного углубления культуры, измельчившей себя в цивилизационных сомнительных комфортах (приведших, между прочим, к мировой войне). Еще и еще раз повторим: слова татары, азиатчина и прочие - условны у Блока, нет в них пейоративного значения, употребляя их в Блоковой коннотации мы не нарушаем потребной ныне политической корректности.

Нельзя, однако, сказать, что Россия у Блока раз навсегда дана, что этот образ не подвергался движению в его стихах. Имеется настоящая феноменология России у Блока, и Федотов в цитируемой статье тщательно ее прослеживает. Здесь множество образов. И если не главный, то первый в этом ряду - образ ранней блоковской лирики - Прекрасная Дама. Федотов:

...родина для Блока есть одно из воплощений Той, которой он пел сначала под псевдонимом Прекрасной Дамы. ... Многоликость Прекрасной Дамы не просто ряд икон, воплощений, но ряд измен... Средневековая Дама, Снежная дева, Коломбина, Незнакомка - все они носят печать призрачности, воздушной грезы. Поэт сознательно отдается их обману, лишь провидя в их чертах неизменный лик. Потому руки его неизбежно обнимают пустоту... К России, родине он возвращается, ища спасения от обманов, как к подлинной правде. Россия - и только Россия - есть действительное воплощение Девы, то есть живая плоть, а не романтическая мечта.

В блоковедении давно уже - еще при жизни поэта - стало общим местом утверждение триадического движения в образе Блоковой России: Прекрасная Дама юношеских стихов стилизованного средневекового рыцаря обретает некую реальность в атмосфере большого современного города, где поэт обнаруживает свою героиню в модификации Незнакомки - образ, в свою очередь двоящийся: то ли это звезда, упавшая с неба, то ли проститутка. И вот блоковская Россия, считается, стала синтезом этих двух предыдущих образов. Теперь в ней появляется живая плоть, по словам Федотова. Но так ли это? Сам же Федотов особенно на этом не настаивает: Русь Блока еще более воздушна, бесплотна, ирреальна. Ее идея - девическая чистота и мужская верность. Это святая, "белая" Русь.

И еще это Русь "болотная", "пузыри земли" - главная тема второго тома стихов.

Тема болот чрезвычайно характерна для наших символистов: она отвечает общему для них ощущению жизни как таинственного тления. В этом символе заключена порочность и вместе беззащитность, обреченность, тоска по нежной смерти ... Это уже не смирение только, не унижение, а уничтожение "я", отказ от бессмертия... готовность к онтологическому отречению от своей личности, безмерность в нисхождении, - она характерна и для некоторых моментов в отношении Блока к России.

...нищий Христос выступает на фоне нищей России почти как символ небытия, повторяет тему болотного смирения...

Это вот и есть знаменитая тема нищей России:

Одна и та же на разных путях страдания, родина остается чистой, нестрашной, Христовой. Но движение образа только началось. С Россией повторяется, с роковой необходимостью, то же, что было с Прекрасной Дамой. По мере того как поэт вглядывается в ее лицо, он открывает в нем иные, пугающие ее черты. Начинается дрожание, разложение лица на множество переменчивых ликов... Это разложение России есть в то же время ее познание.

И далее следует еще один поворот: как Прекрасная Дама обратилась в Проститутку, так благостная Русь делается языческой колдуньей: