Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

...Я верил этим людям, абсолютно им верил, одновременно не желая расставаться со своим прошлым, с антифашистскими, просоветскими симпатиями былых лет. Мы отнюдь не искали истину, но защищали осажденную распадавшуюся ортодоксию, где, несмотря на великое смятение, все же покоилась некая священная правда. За проявленную лояльность позже я много строже спрашивал с себя, чем с Лилиан, ибо в отличие от нее уже тогда был снедаем противоречивыми чувствами, не только предполагая, но кое-что зная, в то время как она еще пребывала в иллюзиях. Поэтому если она заблуждалась глубже, чем я, то была, наверное, в этом честнее, потому что проще отметала смущающие ум противоречия, угрожавшие поколебать убеждения. : Верность просоветским симпатиям была для нее в своем роде тем же, что верность другу. Обладать внутренней целостностью означало находиться на борту корабля, даже если его разворачивало в непредсказуемом направлении и это грозило погубить пассажиров. ...

Она не знала, что такое чувство вины, которое меня никогда не покидало. Поэтому обычно обвиняла других, а не себя.

Этим людям их вера важнее и дороже правды - правды как факта, а не идеала. Вот общая черта идеалистов всех стран.

Возможно возражение, на первый взгляд очень сильное. Одно дело строить химеры в Америке, другое в России. С американца больше спрашивается: ведь его верованиям противостоит не сталинский СССР, а реальность преуспевающей демократической страны. Но в том-то и дело, что эти люди не любят реальность - любую реальность. Любая реальность грязновата. Вот этой грязцы идеалисты не хотят, какого бы, так сказать, цвета она ни была, этого несовершенства реального мира не приемлют. Их одинаково отталкивают хоть пустые мюзиклы, хоть фильм "Щит и меч".

Речь идет не о том, что лучше - Америка, СССР или путинская Россия, а о том, что идеалистам не следует заниматься политикой. За свои неудачи и разуверения они готовы обвинять других, а не себя - вроде этой Лилиан Хеллман, как ее описывает Миллер. Или вроде Юрия Карякина, разочаровавшегося в России, когда она проголосовала не за ту партию.

Среди знакомых Миллера был профсоюзный работник Митч Беренсон, пытавшийся бороться с мафией в нью-йоркском грузовом порту, - человек несомненно героического склада. Когда по ряду причин эта его деятельность прервалась, Беренсон оказался в понятном затруднении. Миллер пишет:

Имея за плечами только одну профессию - профсоюзного организатора, - Митч впервые в сознательной жизни впрямую столкнулся с невероятным обществом, где каждый норовит сожрать другого, к чему оказался совершенно неподготовленным, все равно как отказавшийся принять сан семинарист. : Поняв, что жизнь растрачена впустую : он тем не менее был, как ни странно, полон кипучей энергии. Не имея опыта выживания в условиях конкуренции, Митч с безграничным удивлением обнаружил, что деятельность организатора имела определенное сходство с деятельностью предпринимателя.

Чтобы, как говорят американцы, сделать длинную историю короткой, перейдем сразу к концу этого сюжета:

За пять лет Береннсон нажил не один миллион, занявшись проектированием домов для престарелых, получивших широкое признание. : "Я понял, - сказал он мне однажды все дело в демократии. В конце концов каждый сам принимает решение. Кто-то потратит на это кучу времени, кто-то останется в дураках, но это работа! Вот что прекрасно!"

Он не мог удариться в мистицизм, почувствовав свою силу и растеряв согревавший душу марксистский провиденциализм с неизбежными искупительными обещаниями. Завоевав мир, он потерял веру и стал обычным удачливым человеком с беспокойным характером.

Как всем известно, Артур Миллер по рождению и воспитанию не христианин. Но человек сказавший, что сохранить веру лучше, чем завоевать мир, говорит точно как христианин - прямо цитирует Евангелие. А Митч Беренсон, как Розанов, нашел благую часть в большой рыбе на праздничном столе. Чаша отцов его не миновала.

Воры и поэты