Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

Читая и перечитывая книгу Александра Эткинда "Хлыст", я не перестаю восхищаться его совершенно неожиданными литературоведческими открытиями. Можно сказать, что он прочитал по-новому всю русскую классику, начиная с Пушкина, включая Толстого и Достоевского. Главным русским текстом оказалась у него пушкинская "Сказка о золотом петушке". Кастрация как идиома русской утопии - вот главный тезис А.Эткинда, и эту идиому он прослеживает по всей русской литературе. В свое время Бердяев писал о роковой невстрече в русской истории двух современников - Пушкина и Серафима Саровского, русского гения и русской святости. Но сейчас оказывается - и открыл это А.Эткинд, - что Пушкин заметил в русском религиозном сознании нечто, скажем так, не менее важное: не менее важную фигуру Кондрата Селиванова, основателя русского скопчества, самую эту тему. Сюжет "Сказки о золотом петушке" оказался пророческим сюжетом русской культуры - и русской истории, последней главой в которой был новый союз царя и "старца": Николая Второго и Распутина. После этого началась какая-то новая история, советская и постсоветская. Что ждет Россию в ночь после Советов (я перефразирую название поэмы Хлебникова), сказать пока трудно, но чем была советская ночь (Мандельштам), совершенно ясно: изживанием русской утопии, вот этой самой кастрационной идиомы. Что такое кастрация как утопический максимум? Это некая смертная святость, в которой единственно возможен подлинный коммунизм. Ибо коммунизм нельзя осуществить, не оторвав человека радикально от семьи, самой возможности семьи, то есть не уничтожив пола: тогда ему не останется ничего, кроме связи с общиной, самой последней, крайней общности, которая и есть коммунизм. А.Эткинд показал, что русская культура - как элитная, так и народная - была метафорой этого тайного, невысказанного, бессознательного устремления и что единственной реализацией этой метафоры, подлинной метаморфозой было скопчество. Я в свое время, идя за Розановым, пытался найти метафору коммунизма в гомосексуализме, с ним связывал иллюзию коллективного тела. Гомосексуализм есть пол, но вне рождения, бесплодный, что и делает его коммунизмом: половой универсализм, вне гендерности, но и вне произрастания, вне бытия. Теперь я готов признать, что А.Эткинд нашел метафору более внушительную, всеобъемлющую. В России любили говорить, что пол безличен, стихиен, уничтожает человеческую индивидуальность, растворяет ее в себе. Оказалось ровно наоборот: пол сохраняет индивидуальность, дает человеку возможность выбирать себя и других, конституирует самую личность как уникальное единство. Известно, что скопцы были уверены в своем бессмертии, и когда кто-то из них умирал, считалось, что он не умер, а просто отбыл куда-то. Их прозелитизм заключался в обещании бессмертия. В это их убеждение можно поверить. Я думаю, это объясняется тем, что оскопление просто-напросто лишало человека ощущения смерти, памяти смертной, ибо умирает, строго говоря, не тело, а личность, лишение же пола лишает и личности. Между прочим тут возникает мысль о том, что марксистский социализм в России как раз уберег ее, с ее утопической установкой, от худшего, ибо в марксизме сохранялся в максимальной силе просветительский, рационалистический дискурс. Карл Маркс лучше Кондрата Селиванова, он оказался меньшим злом. Строго говоря, сам по себе он и не зло, в России же использовался как новейшая культурная мотивировка для осуществления русской утопии. (Не стоит, конечно, забывать, что в самом марксизме был мощный утопический элемент, который и пришелся русским ко двору, - миф о пролетариате, так сказать, органически сменивший отечественный народнический миф.)

Российское министерство народного образования должно бы заказать А.Эткинду учебник русской литературы на основе его "Хлыста". Это было бы гарантией против любого нового утопизма, вернейшим противоядием от такового. Заодно такой учебник мог бы стать курсом полового воспитания в школе.

Я не мог не сказать сказанного, хотя нашей темой сегодня будет нечто иное: просто невозможно, раз уж зашла речь об А.Эткинде, не воспроизвести его главную мысль в целях вящей ее пропаганды. Конкретно же я обратился к нему для другой цели, для иллюстрации иного сюжета. В "Хлысте" есть у него глава о Горьком, трактующая главное горьковское сочинение, роман "Жизнь Клима Самгина". А.Эткинд считает, что главная тема романа заключена в третьем его томе, где речь заходит о богатой купчихе Марине Зотовой, оказавшейся богородицей, или кормчей, хлыстовского корабля. В этом смысле "Клим Самгин" оказывается антитезисой знаменитому роману Андрея Белого "Серебряный голубь". Даже сам Белый выведен у Горького в лице убийцы Зотовой Безбедова. Как всегда у Эткинда, это неожиданно ново, но меня в данном случае больше всего заинтересовала одна мысль Горького, им приведенная в письме о замысле "Самгина":