Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

Мы не должны думать, что отношения Аксенова с казенными институциями были идиллическими и никаких вопросов ни с чьей стороны не вызывали. Тень террористической системы никогда не покидала аксеновских местопребываний - даже в Крыму. Тем более, что ему пришлось побывать и в Магадане - посетить репрессированную мать, отпущенную на так называемое вольное поселение. Образ зла, персонифицированный в том или ином персонаже, преследует Аксенова. Он возникает впервые, кажется, в "Завтраках 43-го года": человек с сердцем на правой стороне. Семантически это слово - правое, правый - очень значимо: лучше уж быть левым, хиппарем, чем правым, правильным, знающим истину. Очень запомнился один совсем уж третьестепенный персонаж из забытого (несправедливо) романа "Пора, мой друг, пора!": эвфемистически явленный как распорядитель на танцплощадке, садизм которого никак не эсплицирован, но понятен и без слов. Слова, вернее, есть, примерно такие: "Не за то мы тебя берем, что танцуешь не так, а за то, что одет не по форме".

Отличие второй казовой вещи Аксенова "Ожог" от предыдущих его сочинений разве что политическое, а никак не художественное и, решусь сказать, не идеологическое - если под последним словом иметь в виду не ту или иную доктрину, а то, что именуется достаточно нейтральным словом "мировоззрение". Аксеновский расплёв с советской властью не изменил его как художника, не стал какого-либо рода эстетической детерминантой. Что, видимо, изменилось в "Ожоге" - самая форма, формат - в русском смысле, как объем. Аксенов написал, словами Набокова, "большую штуку". Формальные трудности действительно были громадны: как удержать острую манеру на большом пространстве, не создав впечатления повторяющегося однообразия? В этом смысле квази-реалистическую "Московскую сагу", думается, написать было гораздо легче: стилизация уже не соцреализма, а реализма просто: "роман классический, старинный, отменно длинный, длинный, длинный, без романтических затей". "Ожог" - сплошь романтическая затея. В тоже время в нем проступают отчетливые черты классики - в самом что ни на есть точном эстетическом, даже античном смысле. Дело в том, что "Ожог" - роман-миф, вроде "Улисса". Его персонажи - те самые всечеловеки, которые только и могут быть представительными носителями человеческих свойств. По-другому сказать, архетипы.

Внешне, на самом заметном уровне это явлено как умножение главного героя на пять лиц, ипостасей: скульптор, писатель, джазист, ученый-физик, врач. Герои - один герой, они взаимозаменимы в разных обстоятельствах: начинает пьянку, скажем, писатель, а в вытрезвителе оказывается джазист. Но дело не только в этом. Взаимозаменяемы все ситуации, все статисты и хористы "Ожога". Так, пивной ларек оказывается идентичным сборищу московской элиты. Что уж говорить о том, что английский профессор-хиппи становится интегральной частью московской пьянки, а за ним следит стукач из английского посольства, ассоциирующийся с колымским лагерным майором Чепцовым. Аксенов вводит что-то вроде вагнеровских лейтмотивов для опознания персонажей и ситуаций: эпический, мифический прием. Но есть еще одно, самое изобретательно придуманное измерение в "Ожоге": временная, историческая проекция персонажей, когда звезда хоккея Алик Неяркий оказывается предводителем средневековых ландскнехтов, а все его сегодняшние собутыльники - членами того самого воинства, потрошащими сегодняшнюю Ялту, как какой-нибудь старинный Магдебург. Но потрошат они Ялту в мягкой манере, даже отставного советского генерала - руководителя игры "Зарница" - превращая, вместе с его пионерами, в "детей цветов".

"Ожог" - это не о советской власти в одной отдельно взятой стране, а о человечестве, проще сказать - о плохих и хороших людях. Ничего другого в мире нет - ни идеологий, ни рас, ни государственных границ. Идет борьба добра и зла: эпическое сражение, - о нем и пишет Аксенов. Если хотите, по Фрейду, -титаническая борьба Эроса и Танатоса. Аксенов, натурально, на стороне Эроса. Хорошие люди, во главе с мифо-образом "Затоваренной бочкотары", идут рассыпанной цепью на берлоги зла.

Так Аксенов зрелый утверждает начинающего автора "Коллег". Демонстрирует, то есть доказывает, собственную органичность. Он остался собой - тем, которым мы его когда-то узнали, и полюбили, и продолжаем любить

Негативы изобилия