Русский ад. Книга вторая

«Если бы я загодя знал, что тот мальчик, сын Тимура Гайдара, которого я на руках нянчил когда-то, через тридцать лет меня разорит…»

Понятно, да?… что сделал бы милейший Леонид Генрихович с этим мальчиком? Если бы знал…

Гайдар оживился и даже улыбался сейчас как-то шире:

– Во-первых: сегодня сотни самых разных граждан утверждают, что носили меня на своих руках. Как будто в детстве я только тем и занимался, что перелезал с коленок на коленки!

– Вот – вот: знаменитый субботник в Кремле! – поддержал его Караулов. – Когда Владимир Ильич пронес – перед оператором кинохроники – одно-единственное бревно (на большее его не хватило, это по костюму видно).

Кто-то из историков подсчитал: в своих мемуарах 320 человек утверждали потом, что Ленин был в паре с каждым из них…

«А он смешной, – подумал Караулов о Гайдаре. – Тузик!»

– Приступая к реформам, – упрямо начал Гайдар, – мы рассчитывали на худшее! Было ощущение огромной опасности, надвигающейся на Россию.

Вспомните атмосферу сентября 91-го, Андрей Викторович: развалившееся государство, нарастающий хаос, анархия, безвластие, армия, продававшая оружие кому угодно, прежде всего – за кордон. Наш родной КГБ, утративший контроль даже за собственными складами, неработающая таможня – ни союзная, ни российская! Центр э… э… уже ни за что не отвечает, Россия все все еще не отвечает. А люди, облеченные властью, постоянно объясняют населению, почему они не делают то-то и то-то, хотя обязаны были все это сделать.

И я, Андрей Викторович, повторял, не уставая: да, нет у нас пока экономического союза, но давайте, друзья, хотя бы выговорим это слово – «приватизация»! Давайте хоть что-нибудь сделаем, черт возьми, примем на себя ответственность, кто-то должен отвечать за перебитые горшки!

На камерах замигал. Красные огоньки: закончились кассеты.

– Стоп, – приказал Караулов. – Егор Тимурович, это гениально. Быстро ставим вторую пару!

Гайдар потупит глаза:

– Вы считаете, это кому-нибудь интересно?

Караулов кивнул:

– Считаю. Даже уверен.

– Что такое «вторая пара»? – вздрогнула девушку пресс-секретарь.

– Вторая пара кассет, миледи!

Девушка улыбнулась:

– Спасибо, ясно…

– Андрей Викторович, не для записи…

Караулов наклонил голову:

– Прошу вас.

– Госзаказ необходим только когда речь идет о безопасности страны.

– А продовольственная безопасность – это не государственные интересы? – удивился Караулов. – В 90-с мы производили в два раза больше молока, чем производим сейчас. Зерна – в полтора раза больше, но самое главное: в кошмарном 43-м коров у товарища Сталина было… страшно сказать… в три раза больше, чем у Гайдара сегодня…

– Не надо меня со Сталиным сравнивать, – улыбнулся Гайдар.

– Не вороши лихо, пока оно тихо…

– Поехали, – приказал Караулов. – Работаем!

– Может, чайку? – осторожно предложила девушка – пресс-секретарь.

– Нет, нет, собьюсь, – воскликнул Гайдар. Никаких пауз, друзья, только вперед!

– Поехали, – и Караулов так посмотрел на оператора Володю, что Володя сразу надел наушники…

45

Великий художественный покой… Как у Льва Николаевича Толстого, в Ясной Поляне. Главное условие для создания эпических полотен: глубокий внутренний покой.

Наташа считала, что Александр Исаевич до такой степени переполнен фактами и размышлениями, что его тексты трудно читать. А стиль? Разве можно писать в («Красном Колесе»): «Атут и умерши матери одна за другой…» Или – «Раковый корпус», здесь небрежность повсюду: «… А сегодня там еще мыла пол санитарка Нэлля – крутозадая горластая девка с большими бровями и большими губами. Она давно уже начала, но никак не могла кончить, встревая в каждый разговор…» Или дальше через страницу: «Русанов повернул пошел выше, глядя вверх.

Но и в конце второго марша его не ждало одобрение».

Да, проблемы с языком были, Александр Исаевич не спорил с Наташей, но все оставлял как есть, «раз вышло, значит вышло…».

Осенью 21-го года художник Филипп Малявин сделал в Кремле поразительные рисунки Ленина. На его набросках – элегантный, легкий человек. И молодой, что удивительно, хотя это 1921-й…

Сразу после 1905-го, после русской революции, академик Владимир Вернадский написал: если в России снова будет бунт, именно этот человек, Ленин, возглавит страну

Как он его увидел, а? Где?

В январе 17-го, в годовщину Кровавого воскресенья, швейцарские студенты спросили у Ленина: когда же в России произойдет наконец та самая революция, о которой он пишет свои статьи?

– Лет через сто, – отмахнулся Владимир Ильич. – Вряд ли мы доживем…

Вернадский думал иначе. И оказался прав!

Нет, – как, как он его так увидел? Кто ответит на этот вопрос?

Или Блок? Почему Блок был влюблен в Ленина?

В России у власти – одни убийцы. Сталин отправлял людей в тюрьмы за семь минут опоздания на работу, Николай II – за пять. Царьосвободитель Александр утопил в крови польское восстание. Тысячи жертв, может быть, – десятки тысяч, кто там, в Варшаве или в Вильно, считал растерзанных поляков?

А великий Столыпин? Его знаменитые «галстуки»?

Сколько людей повесили в те годы?