Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Без сомнения, я мог бы быть более полезным и для обители, и для души своей, но моя немощь и любление плоти склоняли меня к небрежению и лености. Раздражительность по действию диавольскому и прочие греховные мои страсти вам известны, во всем прошу прощения и разрешения. В последнее время я удостаиваем был особого благоволения и милосердия от Небесные нашей Владычицы, хотя и недостоин, но имею великую надежду на ее матернее милосердие и ходатайство. Уповаю, что не лишен буду ваших святых отеческих молитв. Простите за малое писание. Собираюсь на Кавказ. Может, по времени еще что напишу. Недостойный послушник Ваш, убогий иеромонах Арсений. 2 октября 1878 года. Вечер. Св. Афон».

15 ноября 1879 года, ослабленный разными недугами и уже больной ногой, отец Арсений вдобавок еще заболел острым воспалением легких. 17 ноября, после совершения над ним молитвенного последования на «исход души», около двух часов дня, он мирно почил о Господе. 19 ноября отец Арсений был похоронен в московском Крестовоздвиженском Алексиевском девичьем монастыре. На его могильном кресте были написаны слова премудрого Соломона: «Скончався вмале исполни лета долга: угодна бо бе Господеви душа его, сего ради потщася от среды лукавствия...», «...да не злоба изменит разум его, или лесть прельстит душу его»

(Прем. 4:13–15; Прем. 4:11).

Схимонах Никодим (Санин)

Мiрское имя отца Никодима [46]

– Николай Иванович Санин. Родом он из Смоленской губернии, города Сычевки, мещанского сословия, православного исповедания, был женат.

С детства жил в самом городе при родителях и занимался мелочной торговлей, а потом переехал в Петербург, где сделался полотером. Впоследствии он сам стал хозяином и имел свою артель. Наживал деньги успешно, но в семье не был счастлив. С женой своей жил не в ладу, так как она не хранила ему супружеской верности.

Это огорчало Санина до крайности. С досады он и сам иногда предавался с мастеровыми разгульной жизни, но совесть не оставляла его в покое, внушала ему, что он во время скорби должен искать утешения у Бога и что рано или поздно ему не избежать смерти и Суда Божия. Таковые и подобные им обличения совести мало-помалу начали приводить Санина к исправлению его жизни. Он стал все чаще вспоминать о смерти и Суде Божием, боялся как бы не умереть без покаяния, что и побуждало его на добрые дела. Он начал щедро подавать милостыню, ходить в церковь, читать священные книги, посещать святые места. В частности, ходил он и в Иерусалим.

По возвращении оттуда решился наконец вовсе оставить мiр и удалиться на Святую Афонскую Гору, дабы там в покаянии провести остаток дней своих. С женой Санина с этого времени также случилась разительная перемена: оставив прежнюю жизнь, она стала также заботиться о спасении души, и когда Николай предложил ей отпустить его в монастырь, то сему нисколько не воспротивилась и даже пожелала, в свою очередь, по примеру его идти в женский монастырь.

Решившись посвятить себя монашеской жизни, Николай в 1844 году прибыл в Руссик, где был принят в число русской братии. Его духовным отцом стал духовник Руссика иеросхимонах Иероним (Соломенцов), который и повел его к желанной цели – спасению души.

Вначале он ревностно и с усердием исполнял разные послушания, но не обращал при этом внимания на свое внутреннее состояние. Когда же ему духовник объяснил, что при упражнении тела во внешнем послушании необходимо и умом упражняться во внутреннем послушании совести, тогда Николай стал более прежнего внимать себе, а по принятии монашества с именем Никодим – жить еще строже, обуздывая язык и чрево. Духовник, видя в нем особое к себе доверие, простоту, решительную готовность к послушанию, вознамерился приблизить его к себе.

Взяв благословение отца игумена, духовник принял отца Никодима к себе в келейники. Кроме этого послушания отец Никодим занимал одновременно должности эконома, рухольного, будильщика и архондаричного (гостинника). При таких многозаботливых внешних занятиях он показал себя достойным подвижником. Исполнение стольких беспокойных дел не помешало ему усовершенствоваться в духовной жизни. Все внешние препятствия он побеждал детской евангельской верой и послушанием, был прост и несведущ в Священном Писании, но при этом стяжал такие высокие добродетели, которые и в уединенной жизни с большим трудом не всегда приобретаются даже более способными к самонаблюдению людьми.

Опытные знают различие браней вблизи предметов, возбуждающих страсти, и вдали от них. Одно дело побеждать страсти в уединении, а иное – в общежитии. Одно дело – хранить мирное состояние духа сидящему с рукоделием в келье, а совершенно другое – находящемуся на должности при исправлении разных общих нужд. Для последнего потребен сугубый труд.