Начались нападения на полицейские участки, здания партийных и государственных органов, киоски с коммунистическими газетами, уничтожались государственные символы, в том числе и советские флаги. Активисты отслеживали и избивали сотрудников Штази в штатском, которых опознавали по светло-коричневым ботинкам, которые, как считалось, были частью их гражданской одежды. Понятно, что кое-кто пострадал ни за что. Из Западного Берлина на помощь к митингующим подходили хорошо организованные группы людей. Именно с их стороны чаще всего звучали антисоветские лозунги, которые не находили активной поддержки у восточно-берлинцев.
Ситуацию накалило то, что, кроме министра железнорудной промышленности Фритца Зельбмана, к митингующим не вышел ни один представитель высшего восточногерманского руководства, которое укрылось в советском гарнизоне в Карлсхорсте. Зельбман пытался сообщить шумящей толпе, что Совет министров ГДР отменил повышение норм выработки… Но его уже никто не слушал. Рабочие скандировали: «Долой Ульбрихта! Долой СЕПГ! Свободные выборы!»
События стали развиваться по логике бунта. Толпу охватила эйфория свободы. Сотни тысяч людей вышли на Александерплац, на Потсдамерплац, к Бранденбургским воротам. Вместо красного флага над Бранденбургскими воротами был поднят бело-красный флаг с медведем — символом Берлина.
Теперь слово должны были взять советские танки и немецкая полиция. Группой советских оккупационных войск в Германии тогда командовал генерал-полковник А. Гречко. Для общего руководства из Москвы прилетел Лаврентий Берия. События 17 июня стали в Берлине вторым крупным эпизодом «холодной войны», когда советские войска привели в действие свою военную машину. В 13.00 17 июня в Берлине советский военный комендант объявил чрезвычайное положение.