Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Изречение и позиция сего великого монарха, представленные на картинке, столь мне полюбились, что я, как-будто, стал на месте его, а граф Аугсберг, с водкою, на месте голландца с сыром. Лишь только я думаю, гадаю, с которого бы конца приняться за дело – homo proponit, Deus disponit, является ко мне около 5-го часа по полудни, мой товарищ, уголовных дел стряпчий Целиковский, человек рыжий, следственно по физике скорой, предприимчивой, решительной. Он мне все то предлагает, изъясняет, разрешает, о чем я думал прежде, но еще не добирался конца.

– Что же теперь? – вопрошаю я его, – ведь водка уже выпущена?

– Да выпущена! А другая впущена, и уже печатается за городскими воротами, в пустом доме г-на Толынского.

– А для чего же не при казенной палате? Сделана ли предписанная законом новая печать? взяты ли определенные в казну с каждого штофа пошлины? Сколько именно печатается штофов? И не свободно ли за городом вместо одной тысячи штофов, запечатать пять тысяч?

– Обо всем этом, – отвечает наставник Целиковский, – и еще о многом узнаем мы из бумаг в казенной палате сегодня или завтра пораньше, а теперь пойдем за ворота?

– Пойдем.

За воротами городскими нашли мы в необитаемом большом доме множество во многих комнатах ящиков, с наполненною в штофах водкою, которые печатал казенной палаты один приказной с работниками графа Аугсберга. Вскоре явился к нам и ассесор палаты г. Буров.

– Что вы печатаете за городом? – спросили мы его.

– А вам что за дело? отвечал он; знает об этом палата казенная.

После невежливого ответа, взял я от печатавшего приказного служителя печать, и Бурову сказал: – «Эту печать должно, по силе закона, заклепать, а новую сделать с поведенною надписью».

– Мы имеем честь вам сказать – если вы не знали, что мы губернские стряпчие, которые, по словам закона: смотрят везде; теперь вы, не спрашивая нас, можете знать, что нам за дело.

С печатью пошли мы к губернскому прокурору, а он, узнав от нас существо и обстоятельства дела, пошел вместе с нами к губернатору, которого нашли мы играющего в карты, в доме зятя своего соляного пристава Познякова. Губернатор выслушал от прокурора все и не сказал ничего. Мы, вышед от него, толкнулись в палату, дабы прочитать водочные бумаги, но палату нашли замкнутою. Оттуда шествовали к городничему, которого понудили отправить при себе, к водке конвой, и потом разошлись спать.

По утру сошлись раньше обыкновенного в палату, и не нашли журнала о водке; из палаты – в уездное казначейство, где нашли, что казначей не только не получил в казну пошлин, положенных с каждого штофа по 10-ти копеек, но и повеления на то от палаты не имел. Прокурор, с прописанием всего, сообщил казенной палате и требовал, чтобы отобранная вчера печать была уничтожена, а на место ее сделана новая с надписью, в законе предписанною, и чтобы водка печатаема была при казенной палате, а не за городом. А от наместнического правления, и особо от губернатора, требовал письменно же, чтобы водка пропущена была в город, где он, прокурор, предоставляет себе открытие свойства и качества оной.

Не буйные ветры зашумели, не мутная лужа всколебалась, палатные члены всхорохорились. Натурально! Кому приятно быть пойману на преступлении должности.