Русский человек войны

– Джокер, давай в Россию отвезём. Не знаю, как. Я договорюсь дома. – Батыр даже дрожал от возбуждения.

– Давай. Я придумаю, как. – Я тебя сейчас спущу с небес на землю, гадёныш. – Но одно условие: всё это продаётся только в Казани и её окрестностях. И больше никуда не идёт. Поставишь розничные точки прямо рядом со школами, а особенно рядом с твоей школой. Твой герыч пойдёт на дискотеки рядом с институтами. И родители этих детей скажут тебе персональное спасибо, а твоим родителям я лично расскажу, кто привёз к ним на родину белую смерть. Скажу твоему дедушке, всю жизнь учившему детей, а сейчас сидящему с правнуками, о том, что внук, которым он гордится, убивает своих единоверцев.

Тебе мало денег? Давай я тебе свои отдам? Но тебя я больше не знаю. Совсем. Мы работаем по заданиям Куратора, и всё. Ты в моих делах не участвуешь.

Это дерьмо я забираю и закапываю сам. Найдём канал продажи в Европу, Азию или Африку – продадим оптом. На Африку с Европами мне наплевать. Они это изобрели, пусть сами жрут и радуются, а про нашу страну даже не заикайся. Завалю, закопаю и скажу Куратору, что ты сбежал. Это уже не наша страна, но дети в ней не виноваты, что Айрату Бакшееву захотелось поднять ещё больше бабла, и он приехал травить своих племянников и сестёр.

Завтра я отдам тебе все свои деньги и золото, что у меня есть, и больше я тебя не знаю. Я думал, ты человек чести, а ты…

Я знал, как надавить на Батыра, и говорил специально жёстко при Лейле. Семья для Айрата – всё. Просто всё, что у него осталось в этой жизни.

– Мы можем быть убийцами, насильниками и полным дерьмом, но детей я убивать не буду. Ты своё решение принял. Ты больше не с нами. Тебе к наёмникам. Там не будут думать, убивать кучу детей и их детей или нет, и тебе к ним. Я скажу Куратору, что ты хочешь перевестись.

С каждым моим словом Айрат всё больше бледнел и в белом свете ламп дневного света сейчас выглядел хуже обитателя морга. Нечего. Я действительно его убью, если он возьмёт у меня деньги. Возьмёт деньги – предаст. Сразу. В отместку за утраченные возможности. Но Айрат долго не думал.

– Прости, Джокер. – Говорил Батыр глухо. Не глядя на меня. – Ты прав. Я… Я не подумал. Это всё деньги. Я хочу перевезти всех сразу. Чтобы не бояться за их жизни. Прости.

Теперь он откровенен, а я тормоз. Что мешало просто написать письмо? Обыкновенное письмо его родителям. Или брату отца. Вот я идиот! Год на заднице просидели! Только сейчас об этом подумал.

– Это ты меня прости, Айрат. Командир у тебя конченый кретин. Что нам мешает написать простое письмо твоим родным? Само письмо напишешь по-татарски, по-русски, а я напишу по-английски. Обратный адрес дадим до востребования на одну из подружек Алексы.

Мы привыкли, что такие письма проверяет Комитет государственной безопасности, но КГБ уже нет, а ты – гражданин Греции, живёшь с девочкой-гречанкой и просто сообщаешь своим родителям, что ты жив. Напишем телефон этой девочки и будем в определённое время ждать звонка. Мы не можем уехать, но пошлём Алексу, как только она сможет связать хотя бы три десятка слов с твоим письмом и деньгами, и она привезёт твоего дядю или двоюродного брата. В качестве связника.

Точно, я идиот. Надо отправлять Алексу с парой её друзей на экскурсию в Москву и Казань. На эксклюзивную экскурсию на несколько человек с греком-переводчиком. Точно, кретин. Что мешало подумать об этом сразу? И пусть прихватят с собой письмо и деньги.

С каждым моим словом Айрат оживал, и теперь он смотрел на меня с такой надеждой…

– К чёрту письмо! Отправляем Алексу с парой ребят в качестве охраны. «Железный занавес» рухнул, туристы ездят свободно. Перетаскиваем сюда, кого сможем, а потом – остальных.

Я планировал отправить Алексу к Ревазу, но я не знаю, где его сейчас искать, и отправить нашу помощницу можно только через Грузию.

У меня есть запланированные каналы связи с Лёхой Савиничем через Новороссийск и с Ревазом через Геленджик, но туда надо отправлять только человека, умеющего говорить по-русски. Абы кого я туда отправить не могу. Даже родственников Айрата. Придётся Алексе полетать раньше, чем она выучит язык, но сначала – к Айрату, а потом – за мамой Лины.

* * *

Скандал с маньяком-насильником был таким, что головы полицейских и административных чиновников слетали со свистом. Мы отправили не только видеокассеты и диктофоны в приличные газеты, но и диктофоны с фотографиями, сделанными «Полароидом», в газеты-помойки. Они любят жареные новости с кровушкой.

Семейка шерифа сразу стала очень популярной. До такой степени, что заводик, принадлежавший ему, сгорел нафиг. И двенадцать магазинов. В одну ночь. Соотечественники вышли на тропу войны, полицию закидывали тухлыми яйцами и содержимым помоек. Греки – ребята горячие, и полиции было бы весело, если бы не было так грустно, а иногда больно и всегда унизительно. В регион стягивали полицейские силы из крупных городов и полицейский спецназ.