- Да, но он у меня школьный. На будущий год специально поеду в Англию. Папа обещал. Проживу там, может быть, полгода - в Оксфорде...
- Это твой папа приезжал сюда на прошлой неделе? Такой высокий, в темных очках.
- Вы его видели? - удивилась девочка.
- Конечно. А почему он и вечером носит темные очки?
- Так ему доктор велел - у него очень чувствительная...
Слово, которое она сказала затем, Павел просто не понял, какой-то медицинский термин. Сетчатка, должно быть... Непонятно все же, в каких отношениях состоят между собой родители долговязой белобрысой девчонки, что шагает рядом и, возможно, приходится ему родной сестрой. Павел пока не уверен в этом, нужны доказательства, факты, мало ли что наговорила помятая, внезапно постаревшая и подурневшая, находящаяся в сильном подпитии женщина в номере "люкс" отеля "Марисоль". Может, все сказанное ею - ложь во спасение, и за этим кроется что-то, имеющее отношение к убийству Горгулова.
...Лиза, заметив их, привстала:
- А подольше ты не мог? - присутствие постороннего человека её нимало не смутило, она чувствовала себя в своем праве, и пронзительный её голос прозвучал на весь пляж, перекрыв шелест прибрежной волны, - Я тут сижу одна, как дура, а его черти где-то носят...
Купальник у неё был мокрый, видно, искупалась только что, и это маленькое обстоятельство изменило ближайшие планы её приятеля.
- Заткнись, - сказал он негромко, дружелюбно и широко улыбаясь: не соответствовавшая словам мимика должна была скрыть от Ингрид смысл его речи, - Мы с девочкой сейчас пойдем купаться, а ты загляни ей в сумку, по карманам пошарь. Там должен быть билет на самолет, посмотри, куда и на какое время. Запомни все - понятно?
Лиза, надо отдать ей должное, была сообразительна. Она действительно закрыла рот, только кивнула Ингрид:
- Ола!
И произнесла ещё несколько испанских слов, которые Павел не понял. Усевшись на песке, девушки пощебетали немного, потом младшая переоделась под прикрытием полотенца, которое держала перед ней Лиза, и в сопровождении Павла побежала к воде. Лиза вопросов не задавала, но он не усомнился, что его поручение будет исполнено. Не хотел он втягивать подругу в это дело, мог бы и сам заглянуть в сумку, но Лиза только что из воды, это кому-то может показаться странным. Да и сподручней ей: странным покажется мужчина, открывающий дамскую сумку. Впрочем, все это перестраховка, кто тут за кем следит? Занимайся чем хочешь...
Но времени у него, у Павла, мало, надо ещё в Москву позвонить.
Голос отца в трубке звучал так, будто он рядом, отчетливо различалось чуть хриплое дыхание:
- Папа, ты что, болеешь?
- Простыл немного, у нас холода наступили преждевременные. И не топят, естественно. А ты как там?
"Ты", а не "вы", про Лизу знать ничего не желает.
- Я-то в порядке. Через три дня дома буду, расскажу.
- Тебя встретить?
- Да Боже упаси, куда тебе в Шереметьево тащиться, сами доберемся. А дяди Мити нету у нас случайно?
- А как же - здесь, - сухо отозвался отец, - Трубку отбирает. Ну будь здоров, Павлик, спасибо, что позвонил...
За что, собственно, спасибо? Павел и прежде звонил домой пару раз, к неудовольствию Лизы:
- Чего папаша твой беспокоится, скажи на милость? Ему лишь бы поволноваться... В Москве куда опаснее. Тут, можно сказать, ты от своих бандитов скрываешься...
Не сложились у них отношения и не сложатся никогда...
- Как там под небом знойной Аргентины? - орал между тем в трубку Коньков, - Блаженствуете? На солнышке, небось, греетесь? А мы мерзнем, как псы, никак топить не начнут...
- Дядя Митя, слушай внимательно, есть для тебя задание. По своим каналам разузнай об одном человеке. Горгулов Георгий. С сорок шестого года, уроженец Кировской области, город Вятские Поляны.
- Азия, - прокомментировал в Москве отставной сыщик Коньков.
- Не-а, это ещё Европа. С виду качок, но староват. Похоже, пахан. Я тебе завтра с утра позвоню.
- Лучше в это же время, а то не успею, - деловито возразил Коньков, Постараюсь, Паша.
Лишних вопросов не задает, молодец. И постарается, это уж наверняка.
- Тогда привет, Лиза тебе кланяется. Ты правда считаешь, что Майорка в Аргентине?
- Отсюда один хрен, - Коньков засмеялся и положил трубку. Вот старый черт! Ну почему Павлу с ним всегда весело и вольготно, с отцом же любой разговор в тягость? А ведь привязаны отец и сын друг к другу. Отец привык дистанцию держать, никогда не был с сыном особенно близок, теперь уж не наверстаешь... Между тем все, что узнал Павел от Маргариты и что ещё предстоит сегодня узнать, имеет самое прямое отношение к Всеволоду Павловичу Пальникову, который мерзнет себе в старой московской квартире, сидит, должно быть, в продавленном кресле, кутается в ветхий плед, читает что читает? Пруста, может быть, он часто его с полки снимает, а он, Паша, Пруста так и не одолел... И ведь не ведает Всеволод Павлович, что сын копается в его потаенном, припрятанном, на амбарный замок запертом прошлом...