Русский десант на Майорку (Русский десант на Майорку - 3)

Вот, значит, как. Входит рыбка в холл, близоруко щурится сквозь очки на причудливые, с огромными стрелками в виде клешней краба настенные часы и осведомляется у швейцара знаками, тыкая пальцем в собственное запястье, верное ли время показывает краб, поскольку на её часах уже без двадцати два. И швейцар, тоже жестами, уверяет сеньориту, что краб безусловно прав, а в доказательство правоты краба предъявляет циферблат своей "омеги": ровно половина второго, извольте убедиться, милая сеньорита... Нехитрый трюк. Если бы не показания англичанина, заметившего, как ловко сеньорита нырнула в подземный гараж, у неё было бы надежное алиби. Но всего не предусмотришь: старый пьяница её подвел, зато выгородил рыжего. Впрочем, того видел и бармен, норовил выдворить из-за стойки, именно на время ссылаясь: уже половина второго, сеньор, полчаса, как бар закрыт.

Павел без труда представил себе события, происходившие в ту ночь в "Марисоле" сразу вслед за убийством российского туриста, но тут же отвлекся, сосредоточился на лице говорившей, стараясь запечатлеть, сохранить в памяти её черты, мимику, манеру щурить глаза и улыбку ("Нехитрый трюк" - произнесла и усмехнулась). Дело об убийстве неожиданно перестало его интересовать, подробности, которые он так жаждал заполучить, съежились, уменьшились в размерах, будто в перевернутом бинокле, и потеряли значение. По-настоящему важно только расставание с Маргаритой - вот сейчас, сей миг они расстанутся навсегда, Павел всей кожей это почувствовал. И понял главное - с той минуты, как он узнал, кем приходится ему Маргарита, а может, и раньше, когда увидел на пляже по соседству красивую белокурую женщину, разительно похожую на его покойную мать - вот с той самой минуты ему хотелось заинтересовать её собственной персоной, подчинить, заставить думать о себе, плакать, умолять о любви и о прощении. И готов был полюбить и простить. Только у Маргариты оказался свой взгляд на прошлое, настоящее и будущее, и ни в одном из этих времен Павлу места нет. Независимость - вот что отличает её от Гизелы и бесит его, Павла. И за эту независимость он ненавидит эту женщину. Как если был обманут, предан и брошен не в далеком детстве, а сейчас. Его, взрослого мужчину, обманула, предала и бросила женщина. Уходит от него с другим, с недостойным, слишком молодым, моложе его - собственного сына, продажным мальчишкой...

Павел стиснул кулаки, унял ставшее вдруг трудным дыхание. "Эдипов комплекс" - будто услышал голос отца. Вот оно - утешение. Раз такой комплекс обозначен и широко известен, значит, не я первый, не я последний. Павлу отчаянно захотелось переломить ситуацию: попросить прощения за то, что был груб, наезжал на нее, шантажировал. Но поздно наводить мосты. Антонио махнул рукой проезжающему такси и машина послушно подкатила к его коленям. Маргарита вдруг обернулась, поманила Павла, тот сорвался, как с низкого старта, кинулся к ней: сейчас предложит подвезти, и ещё немного времени у него есть, и он успеет объяснить...

- Милый Паульхен, - она произнесла это совсем как Гизела, - Кто же убил этого вашего Горгулова? Ты продолжишь расследование? Успехов тебе...

Такси тронулось и ещё до того, как скрыться ему за углом, Павел увидел в заднем стекле, как сблизились две головы, белокурая и темноволосая. Он остался стоять на тротуаре в одиночестве. Эх, запустить бы им вслед булыжником. Если бы ещё и булыжник под руку попался...

Возвращаясь в отель в автобусе, терпеливо, как букашка, ползущим то в гору, то под гору, ловко вписываясь при этом в крутые прихотливые повороты, Павел казнил себя по-всякому и за все сразу. За то, что занялся не касающимся его делом. Со стыдом вспомнил, как сравнил себя, любимого, с врачом, спешащим на помощь человеку в беде. Кто в беде-то? Труп? И с Лизой поссорился по сути из-за того же - нет, чтобы славно и дружно провести последние золотые деньки на этом замечательном острове, - полез в амбицию. А вовсе уж непростительная и необратимая глупость - конфликт с Маргаритой. Такое надо уметь - обидеть, восстановить против себя вновь обретенную родную мать. Лучше бы ты, братец, не посмеивался над слюнявыми мексиканскими сериалами, а хоть один посмотрел, может, и научился бы чему.

Итак, ко всем чертям расследование, пусть себе мертвое тело летит в Москву, а убийца гуляет на свободе. Ему, Павлу, и дела нет...

"Кто же убил, а, Паульхен?" - спросила напоследок белокурая Грета и скрылась со своим возлюбленным жиголо. Странно все это, ей-Богу!

Подходя к отелю, он поднял глаза на свои окна. Светятся желтым занавески задернуты. Лиза дома - хорошо, живая душа, одному ему просто бы невмоготу. Завтра соберем вещи, потом на пляж - не в Иллетас, упаси Бог. Можно искупаться и поближе. После обеда - прощальный визит в прелестный город Пальму, а послезавтра раным-рано с вещами на выход, к условленному месту на узкой улочке, где их подберет фирменный туристский автобус. И в аэропорт, в самолет, в Шереметьево - 2, в Москву...