Русский Дьявол

У Бердяева есть небольшая работа «Духи русской революции». Во введении к ней философ пишет: «При поверхностном взгляде кажется, что в России произошел небывалый по радикализму переворот. Но более углубленное и проникновенное познание должно открыть в России революционный образ старой России, духов, давно уже обнаруженных в творчестве наших великих писателей, бесов, давно уже владеющих русскими людьми». Мысль очень глубокая и интересная! Бердяев ставит задачу выявить в русской литературе прообразы героев революции, духовных предтеч Лениных и бухариных. Решает ее он, однако, достаточно примитивно. Как ни популярен Николай Александрович сегодня среди читающей интеллигенции, но нельзя не признать, что это один из самых поверхностных русских философов. Хлестаков, Чичиков, Шатов, Верховенский, Иван Карамазов — вот примерный круг выделяемых им типов. Надо ли говорить, как смеялся бы Ленин, доведись ему прочитать нечто подобное. А где Чацкий, Бельтов, Базаров и т. д.? Разве не декабристы «разбудили» Герцена?

Известно, как пренебрежительно отнёсся Владимир Ильич к «Бесам». И здесь ему трудно что-либо возразить. Петр Верховенский и его пятерка — это карикатура. Создать психологически верный портрет главаря бунтовщиков Достоевскому тоже не удалось. Но в изображении отношений между тайной организацией и ее официальным лидером писатель, видимо, попал в самую точку.

Приведем отрывок из разговора Ставрогина и Шатова (начинает говорить первый):

«— Вы спрашиваете: как мог я затереться в такую трущобу? После моего сообщения (о готовящемся убийстве. — А. А.) явам даже обязан некоторою откровенностью по этому делу. Видите, в строгом смысле я к этому обществу совсем не принадлежу, не принадлежал и прежде и гораздо более вас имею права их оставить, потому что и не поступал. Напротив, с самого начала заявил, что я им не товарищ, а если и помогал случайно, то только так, как праздный человек. Я отчасти участвовал в переорганизации общества по новому плану, и только. Но они теперь одумались и решили про себя, что и меня отпустить опасно, и, кажется, я тоже приговорен.

— О, у них все смертная казнь и все на предписаниях, на бумагах с печатями, три с половиной человека подписывают. И вы верите, что они в состоянии!

— Тут отчасти вы правы, отчасти нет, — продолжал с прежним равнодушием, даже вяло Ставрогин. — Сомнения нет, что много фантазии, как и всегда в этих случаях: кучка преувеличивает свой рост и значение. Если хотите, то, по-моему, их всего и есть один Петр Верховенский, и уж он слишком добр, что почитает себя только агентом своего общества. Впрочем, основная идея не глупее других в этом роде. У них связи с Internationale; они сумели завести агентов в России, даже наткнулись на довольно оригинальный прием… но, разумеется, только теоретически. Что же касается до их здешних намерений, то ведь движение нашей русской организации такое дело темное и почти всегда такое неожиданное, что действительно у нас все можно попробовать. Заметьте, что Верховенский человек упорный.

— Этот клоп, невежда, дуралей, не понимающий ничего в России! — злобно вскричал Шатов.

— Вы его мало знаете. Это правда, что вообще все они мало понимают в России, но ведь разве только немножечко меньше, чем мы с вами; и притом Верховенский энтузиаст».

Ставрогин посвящен в тайны организации, но не хочет считать связанным себя с ними «железными» обязательствами. Не таков ли Ленин? Отличие только в том, что Ленин решился противостоять Ордену и вести свою игру. Политическое завещание было ответным ударом Ленина, и оно предвещало закат политической карьеры в России масонской троицы.

Если же возвратиться к проблеме, поставленной Бердяевым в статье «Духи русской революции», то после раскрытия нами тайны псевдонима вождя можно без труда расставить в ней все точки над «i». Свои духовные начала и Герцен, и Чернышевский, и Плеханов, и Ленин возводили к «героям нашего времени», тем «лишним людям», которых так любовно описали наши классики и которых так дотошно анализировали советские литературоведы. Ленин — типичный «лишний человек». За исключением периода руководства страной он никогда не работал. В анкетах Владимир Ильич неизменно указывал, что он литератор. Но писательством на жизнь не зарабатывал. Не случись мировой войны и Февральской революции, Ленин скис бы точно так же, как Онегин, Печорин, да и все предшествовавшие ему герои своего времени. Все они мучились и страдали оттого, что при всех своих выдающихся способностях не видели цели, достойной их высочайшей внутренней самооценки. В отличие от них, Ленин еще в тридцать лет обозначил ее предельно ясно и конкретно — дожить до социалистической революции. И он дожил!

Глава 16

Шифрованные псевдонимы Иосифа Виссарионовича