Русский фактор

Западное общественное мнение стало жертвой стереотипов. Стереотип о России как о растущей демократии, друге и будущем союзнике США и Европы сменился традиционным представлением об авторитарной империи, угнетающей своих слабых соседей, сотрудничающей с врагами Запада и готовящей реванш за прошлое поражение. В отличие от профессионалов и элиты, другие слои общества получают информацию о нюансах, сложностях, противоречиях российской постсоциалистической и постимперской эволюции опосредованно. В демократическом социуме элита не суверенна и вынуждена учитывать мнение не только народа, но и хорошо организованных групп специальных интересов, способных эффективно влиять на общественное мнение.

В элитном сознании России стереотип сменился с Запад — друг и союзник на Запад — исторический враг. Адекватный геополитический курс подразумевает прагматичную оперативную политику, долгосрочную стратегию, перспективное видение целей.

К 1993 году Соединенные Штаты и Западная Европа, соглашаясь с необходимостью и желательностью интеграции в НАТО и ЕС стран Центральной и Восточной Европы, фактически не видели такой перспективы для РФ. В отношении нее интерес Запада сводился к способствованию продолжения и углубления внутренних реформ и к сотрудничеству в ряде сфер — от внешней политики и безопасности до энергетики.

Значительная часть российского политического центра разочаровалась в «политике присоединения» и намеревалась выстраивать собственную геополитическую комбинацию. Естественным стремлением в этом был поиск нового макросистемного равновесия в рамках модели баланса сил. Андрей Козырев стремился к балансу интересов в рамках кооперативной модели. У Евгения Примакова было четкое, традиционное представление о национальных интересах России: он считал ее великой державой первого уровня и рассматривал международные отношения преимущественно сквозь призму соперничества и постоянно меняющегося соотношения сил ведущих держав. Выступая за реформы, Евгений Максимович не считал США или Западную Европу моделями для подражания. Он отвергал интеграцию с Западом любой ценой; представлял себе ограниченность российских ресурсов, но считал ее временной; был намерен отстаивать национальные интересы России, не вступая в конфронтацию с США, чрезмерное влияние которых в мире предполагал ограничить путем блокирования с Китаем, Индией, Ираном; видел потенциал в интеграции новых независимых государств с Россией в рамках СНГ; считал необходимым использовать российские внешнеполитические возможности для посредничества между США и проблемными странами, многие из которых (Ирак, Югославия, Северная Корея, Ливия, Куба) в недавнем прошлом были тесно связаны с СССР.

Линия Примакова отличалась реализмом, оптимизмом, консерватизмом, решительным отказом от изоляционизма, реваншизма и конфронтации с Западом. Евгений Максимович подверг ревизии наследие раннего Андрея Козырева, но сохранил его общий курс на открытость внешнему миру и сотрудничество с Западом. Он оказался большим оптимистом в оценке перспектив отношений России со странами СНГ, возможностей посредничества между США и внесистемными игроками, перспектив взаимодействия России с ведущими азиатскими державами для восстановления глобального равновесия. С именем Евгения Примакова связана концепция многополярного (или многополюсного) мира, являющаяся отрицанием идеи присоединения и стратегией политической борьбы против американской гегемонии. Популярность этого стратегического подхода отразила мировоззрение подавляющего большинства политической элиты России. С ее точки зрения главным было не дать США закрепиться в качестве единственной сверхдержавы.

Поддержание геополитического баланса предполагает пробы сил, равноудаленность и связанное с ней многообразие выбора, отсутствие иллюзий. Замена зависимости России от Запада на зависимость от Китая таит для нее угрозу.

В середине 1990-х годов в США и на Западе появилась и стала главенствующей тенденцией «усталость» от России. Администрация Билла Клинтона своей имитацией равноправного партнерства с Россией, для которого отсутствовали основания, смогла удержать курс Кремля на его сотрудничество с Западом. Американскому Белому дому удавалось регулярно смягчать негативную реакцию России на те или иные действия Вашингтона, ущемлявшие российские интересы или самолюбие Москвы; добиваться от РФ уступок (например, о выводе войск из Балтии и т. п.). В Америке заговорили о том, что США и Россия представляют собой совершенно разные цивилизации. Усилия администрации Клинтона по оказанию помощи российским реформам были признаны неэффективными как его критиками, обвинившими американского президента в потере России, так и авторами этой политики. С осени 1998 года в Вашингтоне заговорили о необходимости стратегического терпения и стали дистанцироваться от официальной Москвы.