Русский флаг

Обреченный мучительному бездействию, мичман невольно размышлял о неравных условиях, в которые поставлены защитники Петропавловска. За свою недолгую жизнь Попов не раз испытывал горечь обиды, боль ущемленной гордости. Где бы ни появился русский корабль, в Европе или у берегов Америки, непременно испытывая нужду и в провианте, и в запасном такелаже, и в медикаментах, - на рейде всегда самодовольно покачивались отлично оснащенные британские суда. Почему в руках английского морского солдата штуцер, удобное, дальнобойное оружие, а наш должен довольствоваться кремневым или пистонным ружьем и покупать успех ценой жизни в штыковом бою? Зачем умный русский матрос, умелый, скорый на выдумку, прикован к старым пушкам, к гниющим судам, ко всяческой древности, за которую он же и платит жестокой ценой? Какая горечь, какая неизбывная беда! В России большое сословие мастеровых, чудесные умельцы, способные ко всякому рукоделию, талантливые инженеры, оружейники, фортификаторы, первые в мире сталевары, корабельные плотники - золотые руки, а дело обставлено так, что стоит выйти на люди - и все оказывается и бедным, и скудным, и куда как не новым. Какая-то злая сила мешает, путает, пресекает смелый порыв, вместо новейшего инструмента сует в руки дедовский топор, рвет чертежные листы с запечатленным на них полетом вдохновенной мысли, а стоит начаться делу, жаркому, настоящему, когда поздно уже охать и поздно разыскивать в истлевших архивах отвергнутые проекты, - и солдат кровью, жизнью своей платит за постыдное всевластие этой злой и тупой силы...

Под командой Попова двадцать восемь матросов. Они ждут боя. В бою, пусть неравном, они сумеют показать свою отвагу и силу. А неприятель, будто насмехаясь над ними, хладнокровнейшим образом расстреливает их позиции. Над головой Попова пролетают, врезаясь в холм, ядра. На "Форте" успели пристреляться, ядра ложатся все ближе к ровным фасам батарей.

Угадав мысли Попова, находившийся при нем веснушчатый, как воробьиное яйцо, гардемарин Колокольцев говорит:

- Ничего, ничего, все же придется им подойти ближе. Этак они расстреляют все свои заряды.

- У них в запасе десант, - сосредоточенно ответил мичман. - Слишком сильная партия для Красного Яра.

- Триста человек, - поспешно заметил Колокольцев. - Я подсчитал. По двадцать в шлюпке.

Попов успевал наблюдать за действиями Сигнальной батареи. По мере того как сопротивление батареи ослабевало, неприятель усиливал огонь по Кладбищенской. "Вираго" подбуксировал французский фрегат ближе к берегу. "Пик" и "Президент" вели навесный огонь по батарее. "Форт" разрушал своими выстрелами бруствер, стремясь вывести из строя орудия.

Под прикрытием фрегатов приближались гребные суда неприятеля. Попов рассматривал в трубу дюжих гребцов, матросов, зажавших между коленями блестевшие на солнце штуцеры. В двух шлюпках впереди небольшой флотилии стояли офицеры, - одного из них, стройного, молодого, небрежно играющего снятой перчаткой, Попов разглядел очень хорошо и как будто узнал по стоянке в Кальяо.

Мичману известно, что в кустарнике на взгорье находится небольшая партия стрелков-камчадалов, а возле Кошечной батареи, на расстоянии двух верст, команда матросов и сибирских стрелков, которая может прийти к нему на помощь. Но успеют ли они подойти? Неприятельский десант движется слишком быстро, словно подгоняемый течением и совершенно равнодушный к тому, что с берега на него смотрят три пушки Попова.

Надо действовать. Попов повел непрерывный огонь. Прислуга не успевала подносить заряды из зарытых неподалеку корабельных цистерн. Теперь и у артиллеристов Кладбищенской батареи жаркая работа; нет возможности поднять голову, бросить взгляд на Сигнальную гору, проверить, продолжает ли она вести огонь.

Шлюпки неприятеля приближались. Попову удалось попасть в "Форт". Одно ядро угодило в левую скулу фрегата, другое - в нижнюю батарейную палубу, выведя из строя орудие. Меткий выстрел поразил тяжело нагруженную шлюпку, крайнюю справа. На какое-то мгновение в поле зрение Попова оказалось темное днище шлюпки и цепляющиеся за него французские стрелки. Но остальные шлюпки одна за другой проскальзывают в мертвое поле, безопасное от выстрелов батареи.

- Пора уходить, - хрипит Колокольцев.

Попов обшарил взглядом берег, ручей, гору Поганку у Кошечной батареи, ленту дороги вдоль береговой полосы. Оттуда еще может прийти спасение. Еще не поздно. Он продержится четверть часа до подхода стрелков.

Если бы только подоспело подкрепление!

На расстоянии версты, до самого кладбища, не заметно никакого движения. Деревья и кусты, разбежавшиеся с зеленого увала, стоят на берегу неподвижно, заглядывая в светлую ширь. Мир неподвижен и спокоен. Только та его частица, на которой находится Попов, сотрясается от огня.

- Пора! Мы потеряем людей и орудия! - строго звучит молодой басок Колокольцева. Его лицо краснеет, а слитые в неровные пятна веснушки кажутся совсем темными.

- Пора... Пора...