Русский флаг

Максутов встал и молча поклонился. Оловянные пуговки смотрели недоверчиво. "Видали мы и князей, - говорили они, - и поосанистее твоего. Сегодня князь, а завтра ялуторовский житель, без права переписки, под надзором господина Чемерзина". В полной добродушной фигуре Максутова пристав не заметил ничего похожего на дворянское достоинство, на ту захватывающую дух осанистость, которую Чемерзину доводилось наблюдать у лиц, приезжавших ревизовать городничего.

- Разрешите полюбопытствовать...

Пристав протянул руку ладонью вверх.

- Покажите господину приставу ваши бумаги, - подсказал Муравьев-Апостол, - хотя бы подорожную...

Пока Максутов отыскивал подорожную, пристав обвел взглядом комнату, отметил присутствие Росманова и зачем-то улыбнулся Аннушке. Бумагу рассматривал долго и, возвращая ее, сказал со вздохом сожаления:

- Дали крюку-с, ваше сиятельство! Жаль. Ялуторовск-то в подорожной не значится.

- Разве? - удивление Максутова прозвучало искренне.

- Упустили-с! - сочувственно проскрипел пристав. - Форменная ошибка-с! - И он нацелил свой нос на Росманова: - Росманов!

Механик вышел из укрытия.

- Что вам угодно-с?

- Проходя мимо вашего двора, я заметил странный предмет, доступный всеобщему обозрению...

- Это ветромер, господин пристав.

- Что-с? - строго переспросил Чемерзин.

- Ветромер. Прибор для измерения не только направления, но и силы ветра.

- Вот оно что! - многозначительно протянул пристав. - Для познания стихий? Не верите в божий промысел?

- Необходимый предмет, - возразил Росманов. - Полезный для хозяйства, для предупреждения несчастий в пути... Я сохраняю его на время отсутствия господина Якушкина.

- Немецкая выдумка! - перебил его пристав. - Ах, Росманов, Росманов!

- Ошибаетесь, любезный, - Муравьев подошел вплотную к Чемерзину. Ветромер оригинальной конструкции господина Росманова. Не всякая голова додумается до такого простого решения, не всякие руки сделают столь тонкую работу. - Муравьев уставился на нос пристава и сказал, заранее рассчитав эффект своих слов: - Господин городничий поощряет занятия механикой: стенные часы и пружинный термометр, изготовленные господином Росмановым, украшают гостиную городничего, в чем вы могли бы убедиться лично. Со временем они попадут в музеум.

Муравьев угодил в больное место пристава. Самолюбивый Чемерзин не удостаивался чести быть приглашенным в дом городничего, а по служебным нуждам не проникал дальше передней. Он шумно втянул воздух большими ноздрями и, бросив всем присутствующим: "Честь имею!" - вышел из комнаты.

Когда хлопнула наружная дверь, все громко рассмеялись и только Росманов прошептал укоризненно:

- Зачем же, господа? Ведь знаете, что стоит, подслушивает!

- Ну и пусть его подслушивает! - ответил смеясь Муравьев-Апостол, подошел к двери и, вынув изо рта трубку, замурлыкал какой-то фривольный мотив.

Пущин пригласил Максутова, все еще стоявшего посреди комнаты с подорожной в руках, сесть.

- Так и живем, Дмитрий Петрович. Не на шутку заселяем сибирские кладбища, учим ребятишек, занимаемся по хозяйству, лечим. Народ принимает нас за лекарей и прибегает скорей к нам, нежели к штатному доктору, который по большей части пьян и даром не хочет пошевелиться. Иногда одной магнезией вылечишь - и репутация сделана. Изредка является этакий субъект, - Пущин резким движением головы указал на дверь, в которую ушел пристав, - смотрит, нюхает, и городничий на основании его донесений ежемесячно дает о нас аттестации. Обыкновенно пишут: "Занимаются книгами или домашностью, поведение скромное, образ мыслей кроткий". "Образ мыслей кроткий"! - повторил он гневно. - Кроткий, друзья! Да, другие нынче трудятся над уничтожением рабства... Шесть лет назад необыкновенные события происходили в Европе. Жар этих событий достиг и нашего уединения, согрел нас, - Пущин помолчал несколько секунд. - Тираны не поскупились на кровь... Но цель все ближе, ближе, и я терпеливо жду, как должно человеку, понимающему причину вещей и непременную их связь. И верую в отечество свое, ныне отданное беззаконию! Разве петропавловское дело не говорит о мужественной и справедливой душе народной?!

Серый сюртук Пущина застегнут наглухо, так что борт его уходит под широкий, свободно лежащий воротник. Вокруг шеи темный шелковый платок с торчащим из-под него воротом белой рубахи, подступающим к самому подбородку. Ни в жестах, ни в интонациях Пущина никакой аффектации или рисовки. Чувствовалось, что небольшой кружок ссыльных видит в нем главу, своего артельного старосту.

Воспользовавшись наступившим молчанием, Росманов откланялся и ушел, как свой человек, никем не провожаемый. Пущин послал Аннушку закрыть дверь: гостей уже больше в этот вечер не предвиделось.