Русский флибустьер

– Ты прав, повелитель! Но как нам лучше поступить в данной ситуации? Несогласие однозначно приведет к конфликту, а мир… Русские могут повлиять на расстановку сил в Европе. Если они потеснят шведов, это может привести к укреплению Речи Посполитой.

– Я думаю, надо повременить с миром. Потянуть время, посмотреть, как будут развиваться события дальше. А послов следует принять с уважением, но без особых почестей. Поселите их где-нибудь… Не в самом престижном месте

– Слушаюсь, о повелитель!

– Но даже если мы заключим мир с русским царем, наш народ должен знать, что это перемирие временное. Русские никогда не будут нашими друзьями. Если не получается разбить их лицом к лицу, надо бить в им спину. Мы должны настроить наш народ против русских. Устройте для начала какую-нибудь провокацию. Пусть жители Истамбула увидят, что эти русские – варвары и мошенники.

– Это несложно сделать, повелитель! Я дам соответствующие поручения.

Возле русского корабля целыми днями крутились каюки – горожанам было любопытно осмотреть «Крепость» поближе. Даже сам великий визирь, не дожидаясь схода послов на берег, нанес им визит на борту корабля. Капитан фон Памбург встретил его орудийным салютом. И не только в честь гостя, но и каждый день на восходе солнца, в полдень и на закате «Крепость» давала залп из нескольких пушек.

На второй день после прибытия, на четырех каюках Емельян Украинцев и остальные посланники русского царя, прихватив дары, покинули судно. Посольству отвели двор в далеко не самом фешенебельном районе Константинополя – близ городских ворот, именуемых Куликаны или Песочные. Султан принял дары, но не торопился начать переговоры.

Команде русского корабля выдали жалование талерами из царской казны. Эти монеты принимали не всякие купцы, в столице Османской империи более ходовыми были местные акче и дирхемы. Менял в городе хватало, сидели они и на базарах. Петруша и два других помощника капитана бродили по базарам, прицениваясь к местным диковинкам.

Петруша выбирал подарки для батюшки с матушкой и, конечно же, для Анастасии. В одной из лавок ему приглянулся венец с самоцветами, который пришелся бы очень к лицу его возлюбленной. Торговаться с купцом приходилось жестами – Петруша не знал по-турецки, а купец не владел ни английским, ни, тем более, русским. Сговорившись о цене, Петруша выложил за покупку монеты. Купец попробовал одну на зуб и стал громко кричать, размахивая руками. На шум сбежались другие торговцы и разный люд. Нашелся среди них и толмач.

– Он говорит, что ты дал ему фальшивые монеты.

– Но ведь я их только что выменял здесь, на базаре! – возмущался Петруша. – Даже могу показать, у кого! В чем моя вина?!

– Эти русские мошенники и тати! – раздались вопли в толпе.

Крики и гомон собирали вокруг все больше народу. Сквозь толпу пробились несколько янычар. Петруша отбивался от них, но в итоге ему заломили за спину руки и отвели в тюрьму.

Весть об инциденте дошла до капитана «Крепости» и до послов. Делегация от матросов явилась к фон Памбургу, но тот лишь пожал плечами:

– А чем я могу помочь в этом деле? Манеер Авдеев сам виноват, пусть сам и выкручивается!

Послы отправили Мезаморте Хусейн-паше ноту протеста с требованием освободить русского моряка. Если, мол, он и виновен, то понесет наказание от своего государя. Но великий визирь был непреклонен.

– Пленника будут судить здесь, публично, по законам шариата.

Петруша томился в тюрьме Семибашенного замка Йедикюль до ноября. Уже начались переговоры о мире с русскими послами, а суда над заключенным все еще не было. Наконец, кадий вынес свой приговор: смертная казнь. Это возмутило русскую делегацию. Как? За что? В чем провинность? В том, что в руках русского моряка случайно оказалась фальшивая монета? Но кадий упомянул об отягчающих обстоятельствах – оскорбление и нанесение телесных повреждений янычарам, производившим задержание. Русская делегация отправила петицию самому султану. Рассмотрев ее, тот отменил решение кадия о смертном приговоре, но окончательный вердикт обещал вынести по завершении переговоров.

Однако переговоры затянулись надолго. Уже наступил новый, 1700-й год, а воз, как говорится, оставался всё там же. Мустафа II медлил с принятием решения. Условия, предложенные русской делегацией, обсуждались на конференциях, и ни один вопрос не находил консенсуса.

До самой весны Петруша промаялся в сырой холодной темнице. Послы, занятые дипломатической миссией, совсем позабыли о его судьбе, видимо, решив, что после помилования от смертной казни, осужденного освободили. Капитан фон Памбург и вовсе не интересовался судьбой своего помощника. Его больше заботило техническое состояние «Крепости» – в некоторых местах появилась течь, и корпус требовал ремонта.

Апрельским днем в камеру, где томился Петруша, вошли янычары, связали ему за спиной руки и повели в сторону порта. Пленник надеялся, что его, наконец, решили освободить и ведут на «Крепость». Но конвой направился к пришвартованной у причала галере.

Глава 5