Русский язык в зеркале языковой игры

(6) Люди открывают Северные полюса, перелетают через Атлантические океаны, изобретают говорящие кинематографы, Днепрострои возводят (В. Катаев, Внутренняя секреция).

(7) Баян. Вам мировая революция нужна, вам выход в Европу требуется, вам только Чемберленов и Пуанкаров сломить, и вы Мулен Ружи и Пантеоны красотой телодвижений восхищать будете (В. Маяковский, Клоп, И).

(8) Не надо, хлопцы, ждать Шекспиров,

Шекспиры больше не придут.

Берите циркули, секиры,

Чините перья и за труд (Михаил Годенко).

Это употребление может быть нейтральным или даже торжественно-возвышенным, а может (в сходных, казалось бы, контекстах) окрашиваться иронией.

Вспомним два следующих примера:

(9) Дерзайте ныне ободрении

Раченьем вашим показать,,

Что может собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать (М. Ломоносов).

(10) Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные,

Ньютоны ненаглядные, любимые до слез!

Ведь лягут в землю общую останки наши бренные,

Земле—ей все едино:

апатиты и навоз (В. Высоцкий).

Дело, видимо, в том, что Ломоносов говорит о потенциальной возможности, а Высоцкий — о реальности, о современных ученых; налицо грубое преувеличение (вряд ли советские ученые в целом допускают сравнение с Эйнштейном и Ньютоном).

Итак, употребление мн. числа при указании единичных общеизвестных предметов или лиц не придает ни этим предметам (или лицам), ни высказыванию в целом отрицательную окраску. Я бы определил смысл этой транспозиции несколько иначе — как снижение. По своей природе рассматриваемое явление родственно сравнению, описываемые конструкции включают смысловой компонент ‘предметы или лица типа X’. Имеется, однако, и существенное различие. Оно касается оценки второго компарата (того, с ч е м сравнивают). Употребляя во множ числе имя единичного общеизвестного предмета или лица, мы лишаем его уникальности и тем самым снижаем — независимо от оценки этого предмета или лица. Фразу Франция еще родит Наполеонов может сказать и противник Наполеона, и его горячий поклонник, однако в обоих случаях Наполеону отказано в уникальности. Точно так же в приведенном выше примере (9) Ломоносов прославляет Российскую землю (она может рождать аж многих Платонов и Ньютонов), но одновременно происходит некоторое снижение реальных ученых (Платона и Ньютона) — поскольку им отказано в исключительности. Это снижение усиливается до презрительного пренебрежения в случае сопоставления (так, в примере (5) Перикл поставлен в один ряд с маслинами) или в случае контраста, когда имя во множ числе употреблено в контексте единственного числа: уникальность одного подчеркивает многочисленность (и, тем самым, некоторую заурядность) другого, ср.:

Недаром такие речи ведутся:

Был бы «.Ревизор», а Мейерхольды

найдутся!!

(А. Архангельский).

Категория залога

Обыгрывание категории залога — явление не слишком частое, но крайне интересное. Многие ученые отмечали, что в русском языке, в отличие от других европейских, безличные предложения (Его убило молнией; Меня знобит) за-

нимают большое место и наблюдается их дальнейший рост, вытеснение личных предложений безличными (см., напр., [Пешковский 1956: 345; Вежбицкая 1996:

55—7<5]). при этом как будто действует какая-то неизвестная сила. Если субъект и есть, то он (напр., трамвай в примере Его переехало трамваем) лишь орудие этой силы. Если это — человек, он не несет ответственности за результат, за успех или неуспех. Вежбицка отмечает, что английская конструкция Не succeeded букв. ‘Он преуспел (в этом)’ отличается от соответствующей русской Ему это удалось тем, что в английской часть ответственности за успех или неуспех перелагается на человека, а в русской действующее лицо освобождено от ответственности за конечный результат [Вежбицкая 1996: 72—73]. Нередки шутки, где это свойство русского языка усиливается и доводится до абсурда. Приведем (с краткими комментариями) несколько примеров.