И ещё раз убедился: потрясающая женщина. Ни одной эмоции, лишнего вопроса – змейкой скользнула по кровати и исчезла за одной из перегородок. Я перевёл взгляд на пол, заметил свои брюки, успел сделать шаг – и ажурная рябь оконной решётки буквально взорвалась, разлетевшись на куски. Влетевший в окно человек выпрямился, утверждаясь на обеих ногах, но короткий «МР-5» в его руках уже мгновение назад был направлен мне в живот. Метров шесть расстояния, с голыми руками, бросаться на автомат? Я расслабился и замер. В соседнее окно ворвался ещё один «Тарзан», и я понял, откуда они берутся. Съезжают по тросам прямо с борта вертолёта. Рационализаторы. В этот момент вновь прибывший стянул с лица маску и широко осклабился, с интересом озирая меня сверху донизу. Понятное дело. Я бы тоже радовался, прихватив врага голышом в спальне. Например, синьора Луиджи. А стоявший передо мной человек был именно синьором Луиджи.
– Доброе утро, месье Дюпре! – Его-то радость была очевидна. – Вижу, вы не теряете времени даром! Изволите трахать синьорину? Что ж, одобряю. Мне, правда, пока не доводилось, но как раз сегодня надеюсь попробовать. Впрочем… Желающих много. Дон Кольбиани обещал устроить для синьоры марафон: человек двести – триста. Сколько выдержит. Но первым буду я. Не правда ли, синьорина? – крикнул Луиджи, подмигнув мне. И вдруг пустил длинную очередь поверх моей головы. Кивнул своему напарнику: – Найди её, притащи сюда. И без глупостей. Она мне нужна живая. Целенькая. Да, Дюпре? – Я упрямо молчал, и это его, похоже, раздражало.
– Ты онемел от счастья, французик? – Он ещё раз оглядел меня, задержав взгляд на уровне бёдер.
– Ну что ж, я понимаю, чем ты удивил синьорину, – Луиджи похабно ухмыльнулся. О’кей. Вбрасывание.
– Мой член короче твоего языка, мон шер ами, – мягко сказал я и улыбнулся.
– Отлично, ублюдок, – ухмылка сползла с его лица, сменившись злой гримасой. – Я тебе его отрежу, вместе с яйцами. Потом померим. Он будет напоминать синьорине о тебе, когда её…
Не закончив, Луиджи потянул из ножен, укреплённых у него на бедре, большой нож. «Железный зуб выживания»? Ну-ну.
– Я же вроде говорил: не люблю хамоватую прислугу, – как можно небрежнее заметил я.
Глаза его загорелись злобой, а рука покрепче перехватила нож. В этот момент послышался шум, глухой звук удара, слабый вскрик, и в комнату вошёл второй «коммандос», волочивший по полу Паолу. По её лицу текла кровь, но я с облегчением заметил, что она была одета. И то ладно.
– Пыталась напасть… каратистка, – буркнул напарник Луиджи. Тот зло приказал:
– Дай ей ещё разок. И следи за этим… плейбоем. Он думает, что круче него могут быть только яйца? Вот мы это сейчас и проверим. Да, французик? Я кастрирую тебя быстро, не беспокойся…
Перебросив коллеге автомат, он пошёл на меня, разминая кисть руки с зажатым в ней ножом. Внутренне я ликовал. Этот баран думал, что у него есть преимущество, он был одет, на нём были тяжёлые ботинки, жилет со снаряжением, нож. А перед ним стоял голый человек, на котором отсутствовало даже нижнее бельё. Для нормального Homo Sapiens гибели подобно ощутить себя голым перед противником, это ломает его чисто психологически, и, судя по довольной ухмылке, опытный Луиджи об этом знал. Но он и не подозревал о том, что меня когда-то специально учили не бояться наготы. В детстве, во время наших летних поездок на малые острова южной Японии, когда мы неделями жили с Ёсидой Коцукэ вдвоём на клочке земли и питались тем, что могли поймать в море или в воздухе, он в первый же день забирал у меня всю одежду. И совсем не потому, что ему нравились маленькие мальчики. Ёсида часто повторял во время тренировок: «Голый человек слаб. Но не потому, что он лишён одежды, а потому, что он думает об этом. Забудь о том, что ты наг, – и ты будешь в два раза сильнее противника, потому что он будет ожидать от тебя слабости. А фундоси на твоих бёдрах не поможет тебе ударить сильнее». Я хорошо усвоил наставления Мастера. А Луиджи был всего лишь ничтожным гайдзином.