Русский хан

— И тебе того же. Это все?

— Да нет, я чего пришел-то — возьми меня с собой в Рязань?

— Во как. А молодая жена отпустит?

Семена передернуло.

— Издеваешься? Да я специально хочу смыться подальше. — И добавил со вздохом: — Может, оно и наладится, глядишь.

— Сеня, да без проблем, мог бы и не спрашивать, лучшего напарника мне не найти. Ты помнишь наш агрегат, на котором до Москвы в прошлом году добирались?

Скуратов ощерился:

— Ну как забыть сей чудный механизм!

Мы загоготали.

— Сеня, а не помнишь ли ты показания топлива?

— Дык, Владимир, мы и четверти баков не израсходовали.

— Вот и чудненько. Конечно, десантный бот не танк, но и он под Рязанью сгодится.

— Тем более у него два крепления на пулеметы, — подхватил Семен.

— Ну вот, ты сразу ухватил суть. Я сделаю еще один экземпляр, мы посадим пулеметчиков, и алга.

— Ты гений, Владимир.

— Иди ты баню, нашел гения. Кроме четырех расчетов пулеметчиков, в каждую машину по пять твоих архаровцев с автоматами и гранатометами, боезапас по полной. Ну, ты меня понял. Нам с тобой рулить. К сожалению, больше некому.

Скуратов в возбуждении вскочил:

— Ох, и славное дельце будет, хан.

Иногда меня ханом кличут. Он, в том числе.

Я не обижаюсь, мне титулы до одного места.

И если бы не большая нужда, хрен бы я ханский, а тем более царский титул и ответственность взвалил на свою шею.

— Все, Семен, вали в свою епархию и подбирай людей, потом доложишь.

Сеня легкой птахой упорхнул.

Пообедав в кругу семьи и подремав на пару с Сынком и Малышкой в гостиной на диване, приказал заложить карету — захотелось самому глянуть, как там дела идут с ледяной стенкой.

В карету усадил Ванюшку, пусть подышит. Иван с Аленкой на учебу подались, он в кадетский, она в пансион. Тигры увязались следом.

Приехали на место. Половина города исправно махала лопатами. Молодцы, что скажешь.

Завидев Савелия, махнул ему рукой, он подошел, козырнув.

— Намечаю сектора обстрела, государь.

— Угу, вижу. Как у тебя с Толгат-ханом?

— Все нормально, что мы, первый раз в одной упряжке?

— Ну, я рад за вас. Возникнут вопросы, сразу ко мне. Пока я здесь, все разрулим.

— Ась? Не понял, государь.

— Разрулим, значит решим проблему. Понял?

— Так точно. Разреши, государь, продолжать работу?

— Конечно, Савелий, извини, что отвлек.

Ванюшка, прихваченной из дому, небольшой лопаткой тоже вносил свою лепту в общее дело, подгребал снег к общей куче. Тигры катались по искрящемуся снежку, получали удовольствие. Плотники сколачивали деревянные щиты, в некоторых местах готовую стену женщины поливали из ведер. Водовозки на санях сновали как челноки.

Я прикинул высоту, получалось метра два с половиной. Для вражеской конницы хватит за глаза, пусть покувыркаются.

— Ванюша, поехали домой. Ты здорово помог для обороны.

— Правда, папа?

— Правда, правда. Поехали, а то у тебя нос совсем синий.

Подхватил малыша на руки и — в теплую карету, укутал его волчьей шкурой. Крикнул в полураспахнутую дверь тиграм:

— Ребята, домой.

Белая и рыжая молнии мелькнули впереди, пропали и опять, взметнув снег, оказались перед каретой.

«Бедные лошади, — подумал я, — с такими выкрутасами тигров они точно с ума сойдут».

Вечером к ужину пришел приглашенный Франц Бергер. Бедняга страшно смущался, не зная, куда девать свои руки.

— Франц, да что вы, ей-богу, не стесняйтесь, давайте выпьем вина, оно, кстати, с ваших краев.

Пара кубков вина сделала свое дело, художник немного освоился.

— Кушайте, Франц, кушайте. Отведайте жаркого, мои егеря косулю подстрелили вчера, а повар у меня отменный.

Толгат-хан задумчиво ковырялся в своей тарелке, Марьяша щебетала с детишками, один Ильяс поддержал нашу компанию, выпив с нами италийского винца. Накормив и напоив немца от пуза, я сделал ему заказ на несколько картин. Франц оживился: для него писать картины в радость, дело понятное — как и всякая творческая личность, он бы захирел от бездействия.

Мы прошли в кабинет, где я официально сделал ему заказ, оговорив размеры и тематику картин. Один заказ стоял особняком — портрет Марьяши. И, само собой, большой семейный портрет.

Выдал пару золотых задатка и, вызвав Василия, приказал доставить художника в дом, где он снимал две большие комнаты.

— Василий, Бергера доставить в моей карете.

— Слушаюсь, государь, — подражая гвардейцам, адъютант чеканным шагом вышел.

Чем бы дитя ни тешилась, лишь бы не плакало. Вернувшись к столу, обнаружил одного тестя, угрюмо пялящегося в потолок. Налил в кубки вина:

— Почто печалишься, Толгат-хан? Выпьем, развеем грусть тоску.

Тесть принял кубок с вином, выпил и тяжко вздохнул.

— Да что случилось? Сказывай, что за беда у тебя.

— А ты смеяться не будешь?

— Чего ради? Когда я над тобой смеялся?

— Влюбился я, Владимир.

— Так это же хорошо, радоваться надо, а ты печалишься. В кого, если не секрет?

— Да какой там секрет, просто молодая совсем, неудобно мне лезть к ней со своей любовью. Мне уже сорок седьмая зима пошла, а ей всего пятнадцать годочков.

— Я ее знаю?

— Да знаешь, конечно, — Любава, дочь Тараса Невдобы.

— Ох, ебть, — невольно вырвалось у меня.