Читаем Русский лабиринт (сборник) полностью

Замечание было резонным, но наряд милиции, действительно появившийся через пару минут, о протоколе и не думал. Лейтенант задал пару вопросов и, даже не переписав паспортных данных, посоветовал ехать в больницу или травмопункт снимать побои.

– Когда бумажка от врачей будет, тогда и будем разбираться, – заключил лейтенант и направился к выходу.

Сержант последовал за ним, разведя на прощание руками, сами, мол, видите, начальство «землю рыть» не велит. Видя такое дело, Валентин попросил еще водки – для анестезии. Когда принесли рюмашку, появилась бригада «скорой». Ребята молчаливо осмотрели Женю, потом прошлись взглядом по Валентину – все-таки ему досталось значительно меньше, записали Женину фамилию в свои бумаги и, поддерживая его под руки, повели к выходу, к машине. Валя пошел с ними.

В Первой Градской, кажется, тоже отмечали какой-то праздник – врачей в столь раннее утро почти не было. Вернее, они были, но не в своих кабинетах. Двери были везде открыты, но внутри не было даже медсестер. Валентин вспомнил, что действительно праздник-то наличествовал, по иронии судьбы – День святого Валентина. Наконец появилась женщина-офтальмолог, Женю повели на осмотр, Валентин зашел вместе с ним, Евгений без посторонней помощи передвигаться уже не мог – вместо глаз на лице светилось два красных фонаря. Но офтальмолог утешила – отслоения сетчатки и прочих неприятностей не случилось, в принципе, глаза остались целы. Следующим врачом был хирург. Пока ждали в коридоре, Евгения начало трясти – наступал болевой шок. Валентин завел друга в кабинет хирурга, положил на диванчик и пошел разыскивать хирурга. Того нигде не было, Валентин хотел спросить у офтальмолога, но ее тоже след простыл. Валентин вернулся к пустому кабинету, ну, пустому от врача – Женя по-прежнему лежал на диване и тихо поскуливал:

– Валя, Валентин, Валя…

– Здесь я. Хирурга искал, не нашел пока, никто и не видел, где он может быть.

– Валь, мне бы обезболивающее… изнутри жжет, голова лопается…

Валентин отправился было на поиски, но столкнулся с хирургом в дверях.

– Так, что это за проходной двор? Сами входят, ложатся тут…

– Доктор, мой друг… совсем плохо ему, мы уж в коридоре ждали, – начал оправдываться Валентин.

– Как фамилия? Так, карты на него нет, берите вашего друга и – в коридор.

– Нас офтальмолог к вам направил, карту у него заводили.

– Ничего не знаю, без карты лечить не буду. Будет карта, тогда заходите, а пока – в коридор, там ждите… – Хирург добавил строгости в голосе.

Делать было нечего, Валентин усадил трясущегося уже всем телом Евгения на диванчик в коридоре и отправился на поиски карты.

– Что за гестапо! – Чудом карта нашлась – ее уже отнесли в операционную, откуда и вернулся в свой кабинет хирург. Так или иначе, с Валиной помощью правда восторжествовала, и Женю повезли зашивать. Идя за носилками, где стонал его друг, Валентин вдруг подумал, что и у охраны караоке, и у милиции, и у врачей было что-то общее – полное безучастие. Равнодушие и безучастие. Или даже что то смешанное – грязнодушие… Вот у малых народов – чеченов там, ингушей и прочих такого нет – все друг друга знают, каждый второй родня, там слепого больного в коридор не выгонят. Может, нас, русских, слишком много, чтоб чувствовать себя народом, то есть родными друг другу людьми. Может, поэтому и хамят, что знают – равнодушие убило чувство национальной принадлежности? Валентин проводил друга до операционной и пошел к известному уже хирургу – позаботиться о себе. Но, поскольку бригада «скорой» его фамилии не вписала, то на него карту никто и думал заводить – в регистратуре посоветовали ехать в больницу по месту жительства, то есть на другой конец города.

– Кто ж меня повезет в таком виде? И в метро не пустят, – возражал было Валентин, показывая обильно обрызганные кровью рукава водолазки и брюки.

Девушка за регистратурным окном пожала плечиками и углубилась в медкарты тех, кому «повезло» больше. Валентин хотел сплюнуть в сердцах, но вспомнил, что это все-таки больница, плевать не стал и с досадой толккнул дверь.

Уже совсем рассвело, по Ленинскому проспекту неслись машины – люди выживали в этом городе, кто как умел. Валентин голосовал долго, даже успел замерзнуть, все-таки его вид отпугивал издалека. Наконец-то остановилась какая-то замызганная «шестерка». За рулем сидело лицо «кавказской национальности» примерно одного с Валентином возраста.

– До «Сокола»? Пятьсот рублей устроит, дарагой?

Это было дороговато, но Валентин уже зверски устал для торговли. Хотя ехать с кавказцем по понятным причинам не хотелось, но другие национальности не останавливались.

2008

Газпром и Яблоко

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное
Славянский разлом. Украинско-польское иго в России
Славянский разлом. Украинско-польское иго в России

Почему центром всей российской истории принято считать Киев и юго-западные княжества? По чьей воле не менее древний Север (Новгород, Псков, Смоленск, Рязань) или Поволжье считаются как бы второсортными? В этой книге с беспощадной ясностью показано, по какой причине вся отечественная история изложена исключительно с прозападных, южно-славянских и польских позиций. Факты, собранные здесь, свидетельствуют, что речь идёт не о стечении обстоятельств, а о целенаправленной многовековой оккупации России, о тотальном духовно-религиозном диктате полонизированной публики, умело прикрывающей своё господство. Именно её представители, ставшие главной опорой романовского трона, сконструировали государственно-религиозный каркас, до сего дня блокирующий память нашего населения. Различные немцы и прочие, обильно хлынувшие в элиту со времён Петра I, лишь подправляли здание, возведённое не ими. Данная книга явится откровением для многих, поскольку слишком уж непривычен предлагаемый исторический ракурс.

Александр Владимирович Пыжиков

Публицистика