Русский лабиринт (сборник)

Вообще все участники дискуссии проявляли историческую, ну, если не невежественность, то необъективность, выпячивая добродетели и замалчивая явные грехи своих «выдвиженцев». А. Иванов в согласии с бывшим тогда митрополитом, а ныне Патриархом всея Руси Кириллом насчет Александра Невского опровергает наших «недругов», которые «пытаются опорочить и его имя за якобы верную службу хану и подавление бунтовщиков, учинивших расправу над монгольскими чиновниками». Речь, по-видимому, идет о восстании 1262 года в Суздале, Владимире и Ярославле, когда русские побили ханских баскаков, собиравших «выход» – дань. Невский тогда еле-еле вымолил прощение у хана и на обратном пути из Орды умер в Городце Волжском. Это правда, и это в вину, как и служение сначала Батыю, потом его сыну Сертаку, поставить Ярославовичу в виду тех исторических условий невозможно. Но когда Батый утвердил на Владимирский стол не Александра, а брата его Андрея, а Сертак позже отдал Владимир Александру и между братьями возникла распря, кто навел на Русь страшную Неврюевую рать? Если верить не Карамзину, а Соловьеву и Татищеву – Александр Невский. Вот за что уже есть исторический спрос. И вообще, если мерять по «татарской» шкале, то Иван Калита предпочтительней – при нем, как писал Карамзин, «христиане на сорок лет опочили от истомы и насилий долговременных», то есть целых 40 лет больших набегов ордынцев не было, а мощь государства Московского укреплялась. Укреплялась и укрепилась настолько, что уже внук Калиты Дмитрий, вошедший в мировую историю как Донской, сломал хребет тому самому игу, которое началось с добровольного отвоза первой дани в Булгар в 1239 году (ни Золотой Орды, ни ярлыков еще не было, Киев еще не взят) после поражения на реке Сить отца Невского – Ярослава. В принципе, можно согласиться с А. Ивановым в лестной оценке долгого царствования Иоанна III Васильевича. Но ради исторической правды надо признать, что через сто лет после Мамаева побоища в очень сходной геополитической ситуации в стоянии на Угре Ивану и всей Руси несказанно повезло. Любимый историк А. Иванова Карамзин пишет по этому вопросу: «Любимцы его жалели своего богатства; он жалел своего величия, снисканного трудами осьмнадцати лет, и, не уверенный в победе, мыслил сохранить оное дарами, учтивостями, обещаниями». Не вдаваясь в исторические детали, хотелось просто напомнить, что не по-державному оробевшего Ивана увещевали на битву и престарелый архиепископ Вассиан, и бояре, и простой люд, и даже его сын, ответивший на родительский приказ прибыть с позиций в Москву: «Лучше мне умереть здесь, нежели удалиться от войска». Что случилось двумя неделями позже, когда Угра покрылась льдом, не поддается описанию. Вернее, разумению. Иван дает приказ войскам отойти к Кременцу, чтобы сподручней было биться на боровских полях. Но русские рати… «не отступали, но бежали от неприятеля, который мог ударить на них с тылу. Сделалось чудо, по словам летописцев: татары, видя левый берег Угры оставленный россиянами, вообразили, что они манят их в сети и вызывают на бой, приготовив засады: объятый страшным ужасом, хан спешил удалиться (7 ноября). Представилось зрелище удивительное: два воинства бежали друг от друга, никем не гонимые!» (Н.М. Карамзин. История государства Российского. Ростов-на-Дону. Ростовское книжное издательство, 1994. Книга 2, с. 472.) Вы можете себе представить, что бы было, если бы хан Ахмат не перехитрил сам себя – все труды Калиты, Симеона, Дмитрия Донского и самого Иоанна пошли бы прахом и Русь вполне могла бы не взлететь до России. Но все равно – я никак не желаю впадать в чаадаевщину и не могу не подписаться под святыми словами еще одного «выдвиженца» на «звание Имя России» Александра Сергеевича Пушкина: «Ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».

И все-таки наш народ запоминает уважительной генетической памятью не Иванов Третьих, а Иванов Четвертых, топивших во все века этот же народ в крови ради государства, с которым они связывали свою абсолютную власть над все тем же народом.

Так что все властители Руси и России поступали с ней, как с любимой женой – и лаской и таской. От первого – слава, от второго – не тени даже, а синяки. Почему-то у нас одно без второго не выходит – не та историческая традиция.