Русский литературный анекдот конца XVIII — начала XIX века

Летом 1822 года И. А. Крылов с тогдашним закадычным приятелем своим М. С. Шулепниковым, печатавшим бездну стихов, довольно остроумных, под псевдонимом «Усольца», нанимал дачу на петергофской или нарвской дороге, очень недалеко от городской черты. К ним почти каждый вечер собирались литераторы, большею частью масоны разных лож, кажется, в то время еще существовавших открыто. Распорядителем этих собраний, где угощение совершалось в складчину всеми гостями-братьями, был И. А. Крылов, прозванный друзьями «Соловьем». Граф Дмитрий Иванович, пронюхав об этих сборищах, члены которых читали свои произведения, настрочил огромную оду под заглавием «Певцу-Соловью» и поехал на дачу; в этот день там был между прочими гостями и В. А. Жуковский. Граф был впущен в залу собрания после того, как он формально объявил о своем желании быть членом общества и внес, в качестве члена, на общественные издержки 25 рублей. Затем граф попросил позволения прочесть оду свою «Певцу-Соловью». «Сколько строф или куплетов?» — спросили его. «Двадцать», — отвечал он и стал читать. Только что окончил он первую строфу, как раздались рукоплескания. Он хотел начать вторую, но ему не дали читать и продолжали аплодировать. Граф сконфузился. Один из членов объяснил ему, что если при чтении аплодируют, то читающий должен, по уставу, купить бутылку шампанского (которое продавалось тогда не дешевле 10 р. ассигнациями за бутылку). Таким образом, эта «поэтическая экскурсия» обошлась графу в каких-нибудь 200 рублей ассигнациями, и он закаялся ездить на дачу петергофской дороги, где хозяйничал «Певец-Соловей» — «разбойник», как тихомолком впоследствии он называл этого хозяина, так негостеприимно обратившегося со своим воспевателем. [21, с. 169–170.]

В 1822 году Булгарин издавал свой «Северный Архив» и в это самое время, познакомясь с графом Хвостовым и имея дело, производившееся в Сенате, просил графа замолвить слово, с передачею записки, какому-то влиятельному сенатору. Граф исполнил желание Булгарина и сказал ему, что он рад все для него сделать. «Пожалуйста, — прибавил он, — по этому поводу не стесняйтесь и не церемоньтесь. Если пришлют к вам какие-нибудь на меня критики, — печатайте; я не буду в претензии». — «А похвалы, Ваше Сиятельство, дозволите также печатать?» — спросил вкрадчиво Булгарин. «Лишь бы справедливые», — заметил граф. Булгарин в этот день возвратился к себе на квартиру почти ночью, — он обедал в гостях и провел вечер в театре. Ему подают пакет, он распечатывает и находит панегирик произведениям графа Хвостова в самой бурсацкой прозе с собственноручными поправками его сиятельства. [21, с. 170–171.]

«А знаете ли вы, — спросил у меня Шулепников, — стихи графа Д. И. Хвостова, которые он в порыве негодования за какое-то сатирическое замечание, сделанное ему Крыловым, написал на него?» — «Нет, не слыхал», отвечал я. «Ну, так я вам прочитаю их, не потому, что они заслуживали какое-нибудь внимание, а только для того, чтоб вы имели понятие о сатирическом таланте графа. Всего забавнее было, что он выдавал эти стихи за сочинение неизвестного ему остряка и распускал их с видом сожаления, что есть же люди, которые имеют несчастную склонность язвить таланты вздорными, хотя, впрочем, и очень остроумными эпиграммами. Вот эти стишонки:

Небритый и нечесаный,Взвалившись на диван,

Как будто неотесанныйКакой-нибудь чурбан.Лежит совсем разбросанный

Зоил Крылов Иван:Объелся он иль пьян?

Крылов тотчас же угадал стихокропателя: «В какую хочешь нарядись кожу, мой милый, а ушка не спрячешь», — сказал он и отмстил ему так, как только в; состоянии мстить умный и добрый Крылов: под предлогом желания прослушать какие-то новые стихи графа Хвостова, напросился к нему на обед, ел за троих и после обеда, когда Амфитрион, пригласив гостя в кабинет, начал читать стихи свои, он без церемоний повалился на диван, заснул и проспал до позднего вечера». [46, с. 360–361.]