Читаем Русский мир. Часть 1 полностью

В первом и втором случаях все определение исходит из антитезы столице. При этом у Даля есть намек на столичное превосходство, выраженный в слове «захолустье» применительно к провинции. В наиболее позднем из словарей, составленном в эпоху «развитого социализма», когда считалось, что большинство общественных противоречий в нашей стране устранено, из определения исчезает противопоставление столице. Значение же понятия «провинциал» и «провинциальный» вообще становится устаревшим или переносным. А вот набор приводимых во всех словах выражений и словосочетаний во времена Даля довольно нейтральный («провинциальный секретарь») к XX в. приобрел ярко выраженный негативный подтекст, став синонимом отсталости, косности, пошлости: «провинциальные взгляды, манеры», «провинциальные нравы», «провинциальность», «провинциализм».

Столичный город (города), как большой магнит, притягивал россиян. Огромная страна всегда жила со смутным чувством, что все самое лучшее собрано именно в главном центре. И в значительной мере это и правда соответствовало действительности.

В России контраст между столичными городами – Москвой и Петербургом – и провинцией выражен очень ярко. Присущая предшествующей истории России централизация государственной власти и экономики привела к тому, что основные ценности – материальные, культурные, духовные – оказались сосредоточенными в столицах. Самое главное, что в центральных городах оказался более высоким не только материальный, но общеобразовательный и духовный уровень общества. Государство всеми силами старалось загладить это различие. В самых разных удаленных уголках России открывались театры, и очень хорошие, выделялись средства на развитие университетов и библиотек, создавались музеи.

Но проблема все равно сохранялась. Прежде всего в сознании людей, по-прежнему считавших, что в столице находится все самое лучшее. Переезд в Москву (или Петербург) всегда был заветной мечтой многих россиян, этого желали родители своим детям, это виделось вершиной карьеры и пределом благополучия. В последние годы подобной «обетованной землей» стали Европа и Америка, но и сегодня Москва по-прежнему желанный город для многих. В России сейчас есть некоторая обида – распространено представление о том, что Москва выкачивает деньги из страны, живет богато и благополучно, в то время как вся Россия бедствует. Это не совсем справедливо. Контраст между бедностью и богатством сегодня есть в самых разных уголках страны, Москва не является исключением.

Во всех странах Европы люди всегда стекались в столичные города «на ловлю счастья и чинов». Считалось, что там легче сделать карьеру, разбогатеть, выбиться в люди. Яркое свидетельство – литература. Д’Артаньян-младший отправляется в долгий путь в Париж и добивается там успеха. Тем же путем следуют герои и других писателей: Стендаля – в Париж, Диккенса – в Лондон и т. д. Да и сами авторы чаще всего добиваются признания только после переезда в столицу. Отличие от России заключалось в том, что, сделав карьеру, разбогатев, жители других стран стремились уехать из суетливого города в провинцию, на заслуженный покой. В России же столица был центром притяжения для всех – богатых и бедных, карьеристов и лентяев, разночинцев и аристократов.

Русский человек считал для себя традиционным «скучать в провинции». Своеобразными «певцами» русской провинции стали Гоголь и Чехов. В повести «Моя жизнь», имеющей подзаголовок «рассказ провинциала», Чехов дает развернутую картину жизни провинциального города. Герой признается в любви к своему городу, но любит он зелень деревьев, яркое утро, колокольный звон, а ненавидит людей, живущих в нем. «И как жили эти люди, стыдно сказать! – сетует чеховский герой. – Ни сада, ни театра, ни порядочного оркестра; городская и клубная библиотеки посещались только евреями-подростками, так что журналы и новые книги по месяцам лежали неразрезанными; богатые и интеллигентные спали в душных, тесных спальнях, на деревянных кроватях с клопами, детей держали в отвратительно грязных помещениях, называемых детскими, а слуги, даже старые и почтенные, спали в кухне на полу и укрывались лохмотьями. В скоромные дни в домах пахло борщом, а в постные – осетриной, жаренной на подсолнечном масле. Ели невкусно, пили нездоровую воду».

Небольшие города всегда привлекали русского человека своей близостью к природе, покоем, неспешностью, но отталкивали нравами, бытом, укладом. И сегодня это противоречие сохраняется. С одной стороны, многие, в том числе и жители столиц, считают, что небольшие русские города в большей степени сохранили национальный дух, чем космополитичные столицы. С другой – не утратили своего значения и две гениальные формулы, созданные русской литературой и выражающие проблему русской провинции. Это чеховское – молитва или завывание трех сестер: «В Москву! в Москву! в Москву!»; и гоголевское – мечта провинциала: скажите там, в столице, пусть знают, что «живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди и динозавры
Люди и динозавры

Сосуществовал ли человек с динозаврами? На конкретном археологическом, этнографическом и историческом материале авторы книги демонстрируют, что в культурах различных народов, зачастую разделенных огромными расстояниями и многими тысячелетиями, содержатся сходные представления и изобразительные мотивы, связанные с образами реликтовых чудовищ. Авторы обращают внимание читателя на многочисленные совпадения внешнего облика «мифологических» монстров с современными палеонтологическими реконструкциями некоторых разновидностей динозавров, якобы полностью вымерших еще до появления на Земле homo sapiens. Представленные в книге свидетельства говорят о том, что реликтовые чудовища не только существовали на протяжении всей известной истории человечества, но и определенным образом взаимодействовали с человеческим обществом. Следы таких взаимоотношений, варьирующихся от поддержания регулярных симбиотических связей до прямого физического противостояния, прослеживаются авторами в самых разных исторических культурах.

Алексей Юрьевич Комогорцев , Андрей Вячеславович Жуков , Николай Николаевич Непомнящий

Альтернативные науки и научные теории / Учебная и научная литература / Образование и наука
Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека
Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека

Бернд Хайнрих – профессор биологии, обладатель мирового рекорда и нескольких рекордов США в марафонских забегах, физиолог, специалист по вопросам терморегуляции и физическим упражнениям. В этой книге он размышляет о спортивном беге как ученый в области естественных наук, рассказывает о своем участии в забеге на 100 километров, положившем начало его карьере в ультрамарафоне, и проводит параллели между человеком и остальным животным миром. Выносливость, интеллект, воля к победе – вот главный девиз бегунов на сверхмарафонские дистанции, способный привести к высочайшим достижениям.«Я утверждаю, что наши способность и страсть к бегу – это наше древнее наследие, сохранившиеся навыки выносливых хищников. Хотя в современном представителе нашего вида они могут быть замаскированы, наш организм все еще готов бегать и/или преследовать воображаемых антилоп. Мы не всегда видим их в действительности, но наше воображение побуждает нас заглядывать далеко за пределы горизонта. Книга служит напоминанием о том, что ключ к пониманию наших эволюционных адаптаций – тех, что делают нас уникальными, – лежит в наблюдении за другими животными и уроках, которые мы из этого извлекаем». (Бернд Хайнрих)

Берндт Хайнрих , Бернд Хайнрих

Научная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Книга П.А. Дружинина посвящена наиболее драматическим событиям истории гуманитарной науки ХХ века. 1940-е годы стали не просто годами несбывшихся надежд народа-победителя; они стали вторым дыханием сталинизма, годами идеологического удушья, временем абсолютного и окончательного подчинения общественных наук диктату тоталитаризма. Одной из самых знаменитых жертв стала школа науки о литературе филологического факультета Ленинградского университета. Механизмы, которые привели к этой трагедии, были неодинаковы по своей природе; и лишь по случайному стечению исторических обстоятельств деструктивные силы устремились именно против нее. На основании многочисленных, как опубликованных, так и ранее неизвестных источников автор показывает, как наступала сталинская идеология на советскую науку, выявляет политические и экономические составляющие и, не ограничиваясь филологией, дает большую картину воздействия тоталитаризма на гуманитарную мысль.

Петр Александрович Дружинин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука