Читаем Русский мир. Часть 1 полностью

Вот примеры подобного рода «речей». Курский тюремный сиделец сын боярский Серый Сергеев (1626/1627) на допросе рассказал о ссоре: «…в прошлом де во 135 г. У Антошки Плотникова на беседе я был и, напився де пьян, тюремный сторож Сенька учал меня лаять и я де ему молыл: “Мужик де, про что меня лаешь, бороду де тебе за то выдеру!” И он де, Сенька, молыл: “Не дери де моей бороды, мужик де я государев и борода де у меня государева”». А вот два посадских человека из Костромы Митька Калинин и Мишка Огарев пострадали из-за спора в кабаке из-за 2-х рублей, спрятанных в шляпе: «…и схватил де с него, Мишки, тот Митька шляпу, а в шляпе де было денег два рубли, и он де, Мишка, учал де ему, Митьке, говорить: “Стану де я на тебя бить челом государю”»106. Таких примеров, нелепых, смешных, трагических, самых разных, приводится очень много. В них ярко проявляется стремление русских людей XVII в. в любой спорной ситуации, независимо от ее серьезности, бить челом государю. И связано это было в первую очередь с представлением о царе как о гаранте общественного порядка.

Таким образом, можно говорить о том, что в России веками складывался идеал государственной власти как законной, централизованной, сильной. Главное место в системе государственного устройства отводилось правителю. Служба государю и государству приравнивались, а патриотизм нередко выражался в любви к своему правителю.

Вместе с тем важно еще раз подчеркнуть, что подобное отношение к государю отнюдь не означало его обожествления. Полнота власти и доверие народа не означали вседозволенности. Во-первых, над царем земным стоял Царь Небесный, и его власть была гораздо более всеобъемлющей. Даже сам Иван Грозный в своем первом послании к сбежавшему в Литву князю Курбскому, своему бывшему сподвижнику, примкнувшему к его врагам, отмечал пределы царской власти: «Потому и все Божественные писания наставляют в том, что дети не должны противиться родителям, а рабы господам ни в чем, кроме веры. А если ты, научившись у отца своего, дьявола, всякое лживыми словами своими сплетаешь, будто бы бежал от меня ради веры, то – жив Господь Бог мой, жива душа моя – в этом не только ты, но и твои единомышленники, бесовские слуги, не смогут нас обвинить»107

. То есть вера все-таки находится вне власти государей. Само послание, написанное в полемическом запале, прославляет царскую власть, но даже грозный царь не мог не сделать оговорку. Кстати, сам факт существования двух писем к князю, в которых Иван в каком-то смысле оправдывается перед своим бывшим приближенным, тоже указывает на то, что царь, как любой человек, не мог просто отмахнуться от обвинений в свой адрес.

И русские правители, хорошо сознавая свою особую роль в жизни государства, вели себя просто и, как сейчас сказали бы, демократично. Итальянец Павел Йовий писал о том, что «государь имеет обыкновение с замечательной пышностью и особенным радушием, нисколько, впрочем, не вредящим его царственному величию, пировать принародно с вельможами и послами… Ни при себе, ни в других местах он не содержит в качестве телохранителей отрядов преторианских воинов, его окружает только его собственная челядь»108. Сам Павел в России не был, но широко пользовался информацией как других путешественников, так и русских, посетивших Италию. Так что его мнение если и не всегда отражает реальную действительность, зато хорошо передает расхожие мнения.

Почитание правителя и особое народное доверие, скорее, только повышали и требования, предъявляемые к нему. Это отразилось и в упомянутых выше «непригожих речах». Так, калужский стрелец Паршка Семенов в мае 1626 г. обвинялся в том, что он «говорил про государя, что государь женился дважды, а им, стрельцам, своево государева жалованья дать не велел…»109 В повторной женитьбе Михаила Федоровича ничего предосудительного не было, его первая жена умерла бездетной, но царю в народном сознании предъявлялись более жесткие, чем к обычным людям, моральные требования. Князь Курбский, анализируя каким образом «добрый род русских князей» произвел Ивана Грозного, видит причину в том, что Василий III родил его во втором браке, так «через попрание закона и похоть родилась жестокость»110

.

Наконец, ощущение близости к государю, родства с ним, осознание той огромной роли, которую он играет в жизни страны, побуждало всех мыслящих людей самых разных эпох обращаться к нему с советами и своего рода поучениями. Это еще раз подчеркивает то человеческое начало, которое видели в нем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди и динозавры
Люди и динозавры

Сосуществовал ли человек с динозаврами? На конкретном археологическом, этнографическом и историческом материале авторы книги демонстрируют, что в культурах различных народов, зачастую разделенных огромными расстояниями и многими тысячелетиями, содержатся сходные представления и изобразительные мотивы, связанные с образами реликтовых чудовищ. Авторы обращают внимание читателя на многочисленные совпадения внешнего облика «мифологических» монстров с современными палеонтологическими реконструкциями некоторых разновидностей динозавров, якобы полностью вымерших еще до появления на Земле homo sapiens. Представленные в книге свидетельства говорят о том, что реликтовые чудовища не только существовали на протяжении всей известной истории человечества, но и определенным образом взаимодействовали с человеческим обществом. Следы таких взаимоотношений, варьирующихся от поддержания регулярных симбиотических связей до прямого физического противостояния, прослеживаются авторами в самых разных исторических культурах.

Алексей Юрьевич Комогорцев , Андрей Вячеславович Жуков , Николай Николаевич Непомнящий

Альтернативные науки и научные теории / Учебная и научная литература / Образование и наука
Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека
Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека

Бернд Хайнрих – профессор биологии, обладатель мирового рекорда и нескольких рекордов США в марафонских забегах, физиолог, специалист по вопросам терморегуляции и физическим упражнениям. В этой книге он размышляет о спортивном беге как ученый в области естественных наук, рассказывает о своем участии в забеге на 100 километров, положившем начало его карьере в ультрамарафоне, и проводит параллели между человеком и остальным животным миром. Выносливость, интеллект, воля к победе – вот главный девиз бегунов на сверхмарафонские дистанции, способный привести к высочайшим достижениям.«Я утверждаю, что наши способность и страсть к бегу – это наше древнее наследие, сохранившиеся навыки выносливых хищников. Хотя в современном представителе нашего вида они могут быть замаскированы, наш организм все еще готов бегать и/или преследовать воображаемых антилоп. Мы не всегда видим их в действительности, но наше воображение побуждает нас заглядывать далеко за пределы горизонта. Книга служит напоминанием о том, что ключ к пониманию наших эволюционных адаптаций – тех, что делают нас уникальными, – лежит в наблюдении за другими животными и уроках, которые мы из этого извлекаем». (Бернд Хайнрих)

Берндт Хайнрих , Бернд Хайнрих

Научная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Книга П.А. Дружинина посвящена наиболее драматическим событиям истории гуманитарной науки ХХ века. 1940-е годы стали не просто годами несбывшихся надежд народа-победителя; они стали вторым дыханием сталинизма, годами идеологического удушья, временем абсолютного и окончательного подчинения общественных наук диктату тоталитаризма. Одной из самых знаменитых жертв стала школа науки о литературе филологического факультета Ленинградского университета. Механизмы, которые привели к этой трагедии, были неодинаковы по своей природе; и лишь по случайному стечению исторических обстоятельств деструктивные силы устремились именно против нее. На основании многочисленных, как опубликованных, так и ранее неизвестных источников автор показывает, как наступала сталинская идеология на советскую науку, выявляет политические и экономические составляющие и, не ограничиваясь филологией, дает большую картину воздействия тоталитаризма на гуманитарную мысль.

Петр Александрович Дружинин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука