Русский мир. Часть 2

Строгая дисциплина и постоянный надзор характеризовали школу той поры. Например, «внешкольный надзор над учащимися» осуществлялся надзирателями гимназии – «людьми без образования и внушавшими в общем мало уважения учащимся. Их умственный и нравственный уровень был невысок: иначе, конечно, и не могло быть ввиду грошового жалованья, которое они получали». «Посылались эти господа каждый вечер в места, наиболее посещаемые гимназистами, – вспоминал философ, – зимою в театр, а весною и осенью на бульвар», затем сообщали обо всех наблюдениях директору, который наказывал провинившихся¹³²

.

В 1870-е гг. открываются и женские гимназии – государственные, так называемые Мариинские (первая Мариинская гимназия была открыта на базе училища еще в 1862 г. по проекту Н. А. Вышнеградского) и Министерства народного просвещения, и частные, находившиеся в подчинении министерства и строившие свои программы по образцу государственных. Набор предметов и устройство женских гимназий формально не слишком отличались от мужских, хотя уровень требований на деле был ниже. Окончание 7-ми основных классов давало звание учительницы начальных классов, а закончив дополнительный 8-й класс, можно было получить звание домашней учительницы. Число женских учебных заведений быстро росло, и уже к 1915 г. в России было открыто 913 женских гимназий и 88 прогимназий.

Одной из лучших частных гимназий считалась женская классическая гимназия С. Н. Фишер. С. Н. Фишер (1836–1893) была преподавательницей классических языков и литературы. В 1872 г. она открыла в Москве частную женскую классическую гимназию, которая работала по учебным планам мужских классических гимназий. Программа обучения была очень серьезной, преподаватели подбирались тщательно, но главное, Фишер удалось создать особую творческую атмосферу, оказывавшую благотворное влияние на ее воспитанниц.

Несколько лет провела в этой гимназии В. Н. Харузина (1866–1931), первая русская женщина – профессор этнографии, выросшая в богатой купеческой семье. Ее реакция на гимназическую жизнь была вполне естественной и свойственной большинству подростков, оказавшихся в схожей ситуации. Она испытала испуг и неприятие. Сначала «словно повеяло на меня принуждением, ограничением свободы, а это было мне тягостно. <…> У меня зародился вопрос в душе: примирюсь ли я с гимназической жизнью, я, такая свободолюбивая, самостоятельная?» Однако скоро чувство радости вытеснило все остальные. Все вызывало восхищение: и обстановка, и чистота, и продуманность мельчайших деталей, и, наконец, сама Фишер, всегда подтянутая, уверенная, спокойная, с твердыми религиозными и монархическими взглядами. В гимназии удивительным образом сочетались твердая дисциплина и чувство свободы. Запреты всегда были продуманны и обоснованны. Из немногочисленных внешних запретов Харузина вспоминает очки и пенсне (разрешался только лорнет) и сама находит им оправдание: «Чтобы понять это запрещение, надо вспомнить, какое впечатление на одну часть общества производили нигилистки того времени, стриженые и в очках»¹³³

.

Годы обучения в гимназии оставили у нее ощущение вечного праздника: «Вхожу в прихожую – и сразу от шума и гудения голосов собравшихся раньше меня у меня начинается особенный, радостный подъем. И так бывало со мной всегда, за все пять лет, которые я провела в гимназии. Бывало, что я приходила в гимназию вялая – от позднего ложения, или утомленная… но стоило мне войти в переднюю и услышать гимназический шум и вдохнуть гимназического воздуха, как тотчас я чувствовала прилив бодрости и энергии. <…> Прежде всего, как ни странно, это было при моей независимости и свободолюбивости, при моем воспитании, предоставлявшем мне во многих отношениях большую свободу, я легко подчинилась школьной дисциплине; мало того, ее требования мне нравились. Мне нравилась строгая распределенность занятий, вносившая точный порядок в труд и отдых. Мне нравилась необходимость держать себя в руках, работать силой воли»¹³⁴.