Русский мир. Часть 2

В этих условиях складывался определенный тип женщины, хорошо известный русскому обществу образ «смолянки», ассоциировавшийся неизбежно с сентиментальностью, экзальтацией, утрированной чувствительностью. В том закрытом мире, в котором оказывались девочки, оторванные от семьи, им оставалось только любить друг друга и императорскую семью, преданность к которой воспитывалась у них с малолетства. Было принято «обожание» – младшие девочки боготворили старших, а старшие, в свою очередь, кого-нибудь из членов царского дома. За каждой воспитанницей был неофициально «закреплен» объект обожания из старших групп. Встретившись с ней, вздыхали и радовались, восхищались ею перед своими подругами, в день именин посылали поздравительные открытки, рисунки, вышитые закладки или стихи собственного сочинения. Ответные знаки внимания ценились как величайшее сокровище. Игра в чувства была также своего рода подготовкой к будущей жизни.

Об императорском дворе мечтали все воспитанницы Смольного института. Их карьера, долгое время единственно возможная для женщины, заключалась именно в титуле «фрейлина», который они могли получить после выпуска. К этому прежде всего были устремлены их помыслы. Именно на это, помимо семьи, было направлено их образование. Тот же Волков подчеркивал, «какое чрезвычайное внимание уделялось в институте знанию воспитанницами придворного этикета, как заставляли их без конца репетировать реверансы и поклоны, повторять па торжественных менуэтов и полонезов, как вырабатывали им надлежащую походку! Монтировались сцены высочайших приемов – чтобы будущие фрейлины не ударили лицом в грязь на предстоящих выходах. Смолянки с младенческих лет усваивали манеру держаться, отличавшую их от питомиц любого другого женского учебного заведения Российской империи. В состоятельных семьях почиталось особой удачей залучить в дом гувернантку с дипломом этого уникального рассадника благовоспитанных девиц, способных обратить в светскую особу любую Машутку!»¹⁶⁹

Да и императоры любили покровительствовать Смольному институту и навещать его. Николай I мог «нагрянуть» с внезапной проверкой на кухню института и сделать строгий выговор поварам, если меню обеда было не слишком хорошо (а едой в Смольном действительно не баловали, и выпускницы вспоминали о ней с неизменным чувством отвращения). Балы в Смольном были любимы всеми членами императорской семьи и ее окружением, особенно мужской частью. Александр II именно здесь встретил Екатерину Долгорукую, ставшую в конце жизни его морганатической женой.

Стиль, образ жизни и мировосприятие смолянок не слишком менялись с годами. В начале ХХ в. Смольный продолжал жить своей «особенной, отгороженной от перемен жизнью, по правилам, завещанным его великой основательницей! Вот и носили смолянки в нынешнем веке допотопную одежду, форму, цвет и покрой которой навсегда установила Екатерина Великая… Естественно, что в глазах поколения, входившего в жизнь в начале ХХ века, питомицы и выпускницы Смольного, с их пелеринками, чопорностью и архаическими суждениями, воплощали далекие современности представления, устаревшие понятия и манеры – над ними чуть трунили, относились слегка иронически. Смолянки выглядели отжившими, отчужденными от широкого потока жизни нового делового века… То был сколок восемнадцатого, безнадежно чуждый современности»¹⁷⁰.

Такого рода консерватизм и отрыв от действительности института вызывал двойственную реакцию у общества. Многие восхищались чистотой и наивностью смолянок, другие смеялись над их экзальтированностью и оторванностью от жизни. В Петербурге ходила эпиграмма:

Иван Иваныч Бецкий

Человек немецкий,

Носил мундир шведский,

Воспитатель детский,

В двенадцать лет

Выпустил в свет

Шестьдесят кур,

Набитых дур.

А С. Н. Глинка, отвечая на насмешки, писал о первых выпускницах института: «С невинною душою, с просвещенными понятиями, обогащенные познаниями приятных изящных искусств юные россиянки вышли из колыбели своего воспитания и показались наивными и несмышлеными младенцами; и о Бецком разошлась молва, что он “выпустил сто кур, монастырских дурр”»¹⁷¹.

У некоторых образ смолянки вызывал умиление. Е. А. Сабанеева передает воспоминания своей матери о княжне Екатерине Николаевне Оболенской, тоже из первых выпускниц института, которая, по рассказам, «была милая, добрейшая старушка… и оставалась до конца своих дней совершенной институткой. <…> Вот что матушка про нее рассказывала: “Раз как-то стояла я у окна нашего московского дома со стороны сада. Был великолепный майский вечер, сирень в саду начинала цвести, аллея акаций по одной стороне сада, густая уже от свежих листьев, бросала от себя длинную тень, а на полянке, что против окон, яблони были в полном цвету. Луна взошла, ярко светила на небе и серебрила своим матовым отблеском эти цветущие деревья. Я залюбовалась и задумалась. Я была одна в комнате; вдруг кто-то тронул меня легонько за плечо. Я даже вздрогнула. Гляжу!.. стоит подле меня наша добрая старушечка, тетушка княжна Екатерина Николаевна.