Русский народ и государство

Для характеристики программы социализации, предлагаемой с.-р. партией, следует обратиться к прототипу нашего революционного народничества, к программе «Народной воли», воззрения которой оказали решительное влияние на весь последующий эсеровский социализм. Согласно программе исполнительного комитета «Народной воли», опубликованной в 1879 году, устроение жизни по социалистическому учению должно сводиться к следующим пунктам: 1) земля и орудия труда должны принадлежать всему народу и всякий работник вправе ими пользоваться; 2) работа должна производиться не в одиночку, а сообща; 3) продукты общего труда должны делиться по решению между всеми работниками по потребностям каждого; 4) государственное устройство должно основываться на союзном договоре всех рабочих общин; 5) каждая община в своих внутренних делах вполне независима и свободна[288]

. Едва ли можно сомневаться, что авторы этой программы в своем проекте социализации комбинировали идею сособственности всех членов общины на все общественные блага с идеей анархического союза отдельных территориальных трудовых общин. В подобной комбинации еще нет никакого противоречия: можно мыслить названные отношения так, что сособственниками благ (например, земли) являются все люди, однако пользователями этих благ являются отдельные трудовые общины, в пределах которых могут возникать новые, особые отношения собственности на весь выработанный общинами трудовой продукт. Этот анархо-коммунистический идеал был совершенно утопичен, зато отличался действительной последовательностью. Восприемники идейного наследства «Народной воли», по крайней мере внешне, продвинули его в смысле реализма, но исказили в смысле последовательности. Следы влияния народовольческих представлений на программу (особенно аграрную) эсеровской партии весьма заметны. В принятой на I Съезде с.-р. партии (30 дек. 1905 г.) программе утверждалось, что в вопросе устройства поземельных отношений партия с.-р. «стремится опереться в интересах социализма и борьбы против буржуазно-собственнических начал на общинные и трудовые воззрения, традиции и формы жизни русского крестьянства, особенно на распространенное среди него убеждение, что земля ничья и что право на пользование ею дает лишь труд»…

[289]

Исходя из этого, партия выставляла требование «социализации» земли, то есть изъятия ее из товарного оборота и обращения из частной собственности отдельных лиц и групп в общенародное достояние на следующих началах: все земли поступают в заведывание центральных и местных организаций народного самоуправления, начиная от демократически организованных бессословных сельских и городских общин и кончая областными и центральными учреждениями; пользование землей должно быть уравнительно-трудовым, то есть обеспечивать потребительную норму на основании приложения собственного труда, единоличного или в товариществе; недра земли остаются за государством, земля обращается во всенародное достояние без выкупа». Замечательно, что авторы этой программы как бы намеренно избегают каких-либо юридических формулировок. Для характеристики способа социализации применяются исключительно неопределенные к неясные термины: «достояние», «заведывание», «оставаться за государством»… Попытка, расшифровать эти термины приводит к выводу, что земля по эсеровской программе никакому организационному обществу на праве собственности не принадлежит; недаром ведь эсеры были против всякого государственного социализма.

Земля как «народное достояние» принадлежит всем и никому, то есть на нее существует сособственность с неопределенным количеством собственников. Организованные общественные единицы и их органы не состоят «собственниками», но только «заведывающими». «Пользователями» являются трудящиеся. Так как пользование уравнительно, то и заведывание должно сводиться к распределению земли по уравнительному принципу. Что же кроет в себе эта программа, оказавшая столь большое влияние на события русской истории? Да, в сущности говоря, повторение старых требований «Народной воли», облеченных только в несколько иную словесную форму и ограниченных тем, что они применялись к земле, а не к другим орудиям производства. Эсеры, как известно, были довольно осторожны в вопросе о немедленной социализации промышленности, отодвигая ее на неопределенное будущее, однако, по существу, и эта последняя социализация в конечном идеале должна, очевидно, сводиться к утверждению за всеми трудящимися права на идеальную долю во владении фабриками по типу сособственности. При таком понимании эсерский социализм не мог не приобрести чисто анархического уклона: совизированное общество должно было мыслиться как неорганизованный агрегат, чуждый государственным и даже правовым оформлениям (см. выше, гл. V, пункт а, б).