Русский путь

Взаимное согласие такого рода можно назвать негативным компромиссом, и в определенных условиях оно может привести к политической стабильности, подобно тому как под угрозой ядерной конфронтации мир удерживала стратегия взаимно гарантированного уничтожения.

Стабильность негативного компромисса в условиях сегодняшних проблем может обеспечить только продуманная политика сильного центра, играющего роль балансира интересов как «левых», так и «правых» национальных группировок. Да, но какие силы могут помочь консолидации сильного центра, если сегодня все достаточно неопределенно? Думается, что роль системообразующего элемента сильного центра в настоящее время может играть просвещенная часть партии и аппарата, способная завоевать доверие не только национальных группировок «левого» или «правого» толка, но и таких крупных общественных институтов, как армия, МВД, КГБ. Кроме всего прочего, нельзя упускать из виду и тот факт, что в сознании масс степень законности нынешних властных структур по–прежнему намного выше, чем любой из возникших ныне группировок и образований. Объясняется это тем, что тот же партийно–государственный аппарат, отождествляя себя в течение 70 лет с политической системой нашей страны, сформировал подобное о себе представление и у советского народа.

Демократические выборы, переход реформаторов из аппарата в Советы создают условия для того, чтобы опорной политической системой общества стали выборные органы. Однако идея создания сильного центра может разбиться об опасные рифы двух противостоящих тенденций: негативного эгалитаризма и негативного реформизма. Первый грозит развалить или по крайней мере сильно дестабилизировать центр, поскольку сегодня часть аппарата блокируется с представителями праворадикальной тенденции соответствующих народных фронтов. В этой ситуации существует реальная опасность поглощения центра праворадикальными силами.

Негативизм же части «левых» (по отношению к существующей в стране системе власти) — это старая и, судя по историческому опыту, трудноизлечимая болезнь русской интеллигенции вообще. Однако, если учитывать исторический опыт, из которого следует, что само существование интеллигенции в России в этом веке было поставлено под вопрос, то тут представляется единственное: русская интеллигенция способна выжить лишь при наличии сильного центра, под определенной опекой такой власти, которая способна создать стабильность в обществе.

Вспомним, какую бурю возмущения у русской прогрессивной интеллигенции вызвала позиция «Вех», высказавших в начале века мысль о том, что интеллигенции следует молиться на самодержавие, ибо оно своими штыками оберегает ее от народного гнева.

Как известно, пророчество это осуществилось в середине XX столетия, когда русская интеллигенция из–за отсутствия в стране сильного центра относительно либеральной и одновременно консолидированной власти, попала под репрессивный молот политического радикализма народных низов, исповедующих идеи уравниловки. На этом фоне царское самодержавие предстает совершенно в ином свете. При всей своей авторитарности Петербургская империя сохраняла ту степень социального размежевания, при которой вообще только и возможно существование и процветание полноценной культуры в стране бедной, а во многом, пользуясь нынешней терминологией, принадлежащей «третьему миру». После отмены крепостного права в начале XX века начался бурный промышленный рост страны. Заложено было основание гражданского общества. Россия после долгих лет изоляционизма обращала свое лицо к миру. И все это оказалось разрушено в одночасье, поскольку нарастало нетерпение масс, а с другой стороны, выявилась полная неспособность правящей элиты управлять надвигающимся событиями. Идея равенства, сработав затем на потребности той же индустриализации, могла лишь уравнять всех в нищете, уничтожив интеллектуальную элиту, а вместе с ней и культуру…

Итак, история замкнула свой круг. Возвращение к «Вехам» начала столетия, к классическим рассуждениям о роли и месте интеллигенции, а также и к классическому противостоянию «славянофилы — западники», «Россия — Восток — Запад» это доказывает убедительно.

И все–таки, как и когда–то, обе точки зрения, несмотря на их сильнейшую эволюцию, не дают целостного представления о путях развития нашего общества.