Русский Ришелье

– Потому, что они не являются правдивыми. Я говорил то, что сказал ранее, ради успокоения Герды, которую вы до смерти напугали.

– Значит, все это неправда? – Хенрик Дрейлинг чуть было не уронил на стол кувшин с пивом, который взял, чтобы налить себе пенного напитка.

– Все, что я говорил, разумеется, чистая правда. Я не имею привычки лгать, – гость сурово посмотрел на купца.

– Но в таком случае что же вы имеете в виду?

– Да я сам ничего не могу толком понять. Я много наслышан о генерал-губернаторе графе Магнусе Габриэле Делагарди и имею честь быть знакомым с ним лично. Нет, не случайно еще о его деде ходили слухи, что он знался с нечистой силой. Подобно знаменитому римскому консулу, граф Делагарди способен становиться то дерзким львом, то хитрой лисицей, и еще неизвестно, в чьем облике он опаснее. Я чувствую – генерал-губернатор что-то затевает.

– А откуда вы знаете так много о генерал-губернаторе?

– Я читаю газеты.

– Какие еще газеты?

– Ах, Хенрик, времена рыцарей плаща и кинжала, когда лазутчик забирался в замок через крышу и дымоход ради того, чтобы, рискуя жизнью, попытаться подслушать разговор некоего герцога с неким графом, уходят прошлое. Сейчас все-таки не Средневековье, а цивилизованный семнадцатый век. И сведения теперь собирают не шпионы, а журналисты. Да, в Риге газет, к сожалению, не издают, а их существование сильно облегчило бы мне работу. Но в Риге уже лет двадцать есть почта. И я выписываю данцигские газеты. А там их целых три. И каждая содержит множество полезных сведений. Я не сомневаюсь, Хенрик, пройдет лет двести, и умелый шпион станет по восемь часов в день читать газеты. Включая воскресные дни и праздники. А наблюдать за передвижением вражеской армии в подзорную трубу будут лишь лазутчики-дураки, не умеющие читать.

– Но что же именно, по вашему мнению, затевает лифляндский генерал-губернатор? Что пишут об этом данцигские газеты? – спросил Дрейлинг.

– Да в том-то и дело, что ничего не пишут! А сам я не понимаю, чего он затевает, – гость топнул ногой с досады.

– Тише! – предостерег уже Дрейлинг. – Не разбудите служанку Байбу, ее комнатка как раз под нами. Зачем ей слышать этот разговор?! И я не могу понять вас. И вы еще упрекали меня в чрезмерной осторожности? Да на чем основаны ваши подозрения?

– Да просто на том, что в роду Делагарди никогда не было трусов! И сам граф таков, что скорее решил бы героически умереть, даже если бы пришлось похоронить вместе с собой пол-Риги, чем оставить город.

– Но вы же сами только что говорили…

– Что графу очень трудно оборонять Ригу? Исходя из того, что я знаю, так оно и есть. Значит, генерал-губернатор знает больше нас. И запомните: если в самом деле появится лазутчик русского царя, ему следует сказать: часть членов рижского магистрата прочли манифест курляндского канцлера Фалькрезама и, думается, готовы перейти в русское подданство при условии сохранения привилегий Риги и невмешательства царя во внутренние дела города. Что же касается генерал-губернатора Делагарди… У меня нет никаких доказательств, но он что-то затевает и наверняка станет отстаивать Ригу до последнего дыхания!

Гость выпил еще одну маленькую рюмочку добротного рижского шнапса и произнес:

– Время позднее. Пора и вам на покой, не так ли, герр Дрейлинг?

И снова в его голосе зазвучала ирония. И опять купец сделал вид, что ничего не заметил. Напротив, он почтительно произнес:

– Не останетесь ли у меня до утра? Время позднее, на улице – стража…

Про себя Дрейлинг добавил: «Да и выпито немало».

Визитер захохотал:

– Солдаты шведского гарнизона не патрулируют улицы. А если городская стража и обнаружит меня, выпившего лишнее, то лишь поинтересуется, не сопроводить ли ей мою особу с почтением до дому, где я живу. Меня уважают в этом городе.

В прихожей хозяин дома с почтением подал гостю смоляной факел и, чтобы тому не было темно на улице, поднес к факелу горящую свечу, зажег его.

– Осторожнее! Не сотворите пожар, герр Дрейлинг! Но за заботу спасибо.

С этими словами влиятельный горожанин покинул гостеприимный дом. Он не знал, что из окна своей спальни за ним наблюдает полуобнаженная Герда. Да и невозможно было ее заметить в темном окне. А вот человек на мостовой в свете факела выделялся во тьме.

С необъяснимой для нее самой тоской девушка наблюдала, как все дальше и дальше удаляется от ее дома отсвет огня от факела. Юная Герда вступила в такой возраст, когда естество жадно требовало любви. Глядя на смелого, властного господина, девушка испытала почти такое же сладостное томление, как и в тот момент, когда в Кокенгаузене она глядела на своего спасителя – Воина Афанасьевича Ордина-Нащокина. В тот момент самой девушке уже трудно было понять, кто вызывает у нее большую симпатию – романтично настроенный русский юноша или многоопытный, уверенный в себе, умный и влиятельный шпион-лифляндец? А в том, что господин российский лазутчик, что называется, положил на нее глаз, Герда не сомневалась – вопреки представлениям своего папы, она вовсе не была наивной маленькой девочкой.