Русский романтизм

не тихая и грустно задумчивая, как у нас, нет! вся свет-

лая"... (стр. 242) х).

Наоборот, когда явь владеет рассказчиком, когда он хо-

чет разгадать незнакомку и собирает о ней сведения у Глин-

ского старосты, Лукьяныча, г-жи Шлыковой, мы имеем стиль

с установкой на бытовую и разговорную речь, и Тургенев

вводит диалоги.

Знаменательно их место в рассказе; диалогов пять, и каж-

дый из них помещается после эпизода, развертывающего тему

тайны. Первый диалог—между рассказчиком и старостой—сле-

дует за ночной встречей с незнакомкой в Михайловском; вто-

рой—с Лукьянычем стоит после снов рассказчика, третий—

с ним же после дневной встречи с незнакомкой; четвертый

с дворовым парнем, после осмотра дома. Вторая глава начи-

нается с диалога с г-жей Шлыковой и ее сестрой, вслед

за которым идет последняя встреча с незнакомкой. В послед-

нем диалоге дана разговорная речь; в диалогах с старостой

и парнем—народная; характерен словарь: „ась", „кажись",

„аль", „вишь", „сумнительный", „о ту пору", всяческие вспо-

могательные словечки — своего рода „tic de langage" — „он

того... как бы вам..*, того... сказать"... (стр. 259), или: „Осо-

бенного, этакого, чтобы... ничего" (стр. 260). В диалогах

с Лукьянычем—подчеркиваются особенности речи дворового—

прибавка частицы „с", глаголы во множественном числе, согла-

сованные с существительным в единственном числе: „Твоя

барыня—встала она, что ли?—О ни в с т а л и. — И дома она?—

Нет, их дома н е т - с " (стр. 255—256).

Мотив сна анализе композиции рассказа возникает

вопрос, как следует рассматривать элемент таин-

ртвенного в нем. Что это? Своеобразный прием, чисто тех-

нический, игры писателя с читателем, с целью заинтриговать

его тайной без всякой тайны? Или же таинственное рассказа

имеет более глубокие корни, вытекая из замысла всей по-

вести? Мне кажется, что в „Трех встречах" есть эпизод,

вскрывающий, почему в глазах рассказчика любовь окружена

тайной; этот эпизод—два сна рассказчика.

1) Жирмунский (Op. cit) дает подробный анализ поэтического син-

таксиса ночного пейзажа,—вот почему данная работа считает излишним при-

водить большее количество примеров.

1361

Оба сна следуют один за другим и помещены после вто-

рой, на взгляд рассказчика, таинственной встречи. С одной

стороны эти сны характеризуют его душевное состояние. Он

взволнован странной встречей, и сны ему снятся „странные" *).

С другой стороны, они входят в общую композицию рассказа.

По отношению к событиям, рассказанным в повести, оба сна

являются в одно и то же время резонаторами прошлого и