В 1930 году после закрытия Иркутского университета Г. С. Виноградов переезжает в Ленинград, где уже обосновался его коллега и один из наиболее близких друзей М. К. Азадовский[225]
. Г. С. Виноградов работает в Пушкинском доме, в ряде научноисследовательских институтов Академии наук (по договорам), в 1940 году его приглашали работать в Институт этнографии. Несмотря на то, что он постоянно публикуется, комментирует «Народные русские сказки» Афанасьева, участвует в работе над Словарем современного русского литературного языка и в ряде других академических изданий, создается впечатление его неустроенности в Ленинграде. Последние годы его жизни крайне запутаны. Иногда он выезжает в Сибирь. Иногда пропадает из поля зрения друзей на целые месяцы. Работает в основном «в стол». Многие его планы, как свидетельствует его архивное наследие, остаются нереализованными. Предлагаемые издательствам заявки на книги не принимаются. Жизнь отягощают болезнь, семейные трагедии. В 1942 году сгорает в Павловске часть его личного научного архива. В этом же году он эвакуируется сначала в Углич, а затем в Алма-Ату. Скончался Г. С. Виноградов и похоронен в 1945 году в Ленинграде. Точное место захоронения, к сожалению, не известно.В настоящем издании перепечатываются две статьи Г. С. Виноградова: «Детская сатирическая лирика»[226]
и «Детские тайные языки»[227], опубликованные в 1929-е годы в Сибири и с тех пор практически не переиздававшиеся[228]. Отметим, что лишь в последнее время стали появляться работы, продолжающие научную разработку как жанра дразнилки, так и форм детских тайных языков[229].Г. С. Виноградов
Детская сатирическая лирика
I. Заметки и наблюдения
Детский фольклор не пользуется особым вниманием собирателей и исследователей. В этой области мы имеем только случайные записи да несколько больших этнографических сборников, где среди прочего материала нашли приют и разнообразные детские песенки, присловья, прибаутки и проч. Таковы собрания Чубинского, Шейна, Соколовых; из сибирских собирателей можно назвать Арефьева, Станиловского, Молотилова.
Поскольку можно судить, опираясь на эти немногие материалы, детский фольклор не является чем-то односоставным или однородным. Термином
К детскому фольклору мы относим жеребьевки и считалки, некоторые скороговорки и прибаутки, многие песенки, рацейки{1}
и тексты рождественского славления, потешки, песенки заговорного характера и т. д.В этих видах словесных произведений нетрудно заподозрить не только связь с общим фольклором, но и прямое влияние творчества взрослых. Благодаря такой связи иногда стираются и не всегда улавливаются границы между общим фольклором и детским словесным творчеством. Отсюда — отсутствие договоренности во взглядах на детское словесное искусство. Так, одну из разновидностей, обычно относимую к детскому фольклору — именно песенки о разных домашних животных, насекомых и зверях, — Шейн отказывается включить в «разряд детских песен». Песни о животных «в значительной степени потеряли интерес в среде народа для людей старших поколений». Если они сохраняются, то лишь потому, что являются «самым желанным, самым удобным и подходящим средством занимать и забавлять приятным образом своих и чужих малюток... Если эти малютки, выросши и возросши до отроческих лет, сами с удовольствием начинают часто употреблять эти самые песенки и прибаутки, то это обстоятельство никоим образом не дает еще нам права выдавать их за такой памятник народного творчества, по которому будто можно изучать язык, быт и психическую жизнь крестьянских детей»[231]
.Считая это замечание не лишенным оснований, невозможно все же принять его целиком. Не говоря уж о том, что дети перенимают от взрослых только доступное им, близкое, отвечающее их настроению, нельзя не иметь в виду, что названный вид фольклора, идущий в детскую среду от взрослых, в отношении темы, образов, языка, мелодии очень близок детскому миру. Поэтому мы имеем право говорить о нем именно как о детском фольклоре.
Эти замечания относятся и к так называемым потешкам, т. е. словесным произведениям, определяемым Шейном[232]
как «песенные прибаутки и приговоры, которыми дети, вышедшие из младенческого возраста, уже начинают сами себя тешить и забавлять».Влияние взрослых — посредственное в одних случаях и непосредственное в других — здесь несомненно. Безошибочно распознать в напеваемых или присказываемых детьми стихотворениях самобытное и усвоенное от взрослых не всегда удается; однако внимательные наблюдения во многих случаях обнаруживают в них следы творческой обработки, принадлежащей детям, или приурочение их к тем или иным потребностям, выполненное детьми.