Русский святочный рассказ. Становление жанра

А в это время в спальне на неубранной постели сидит Анна Николавна и думает свою невеселую думу. Мысли вереницей проходят в печально склоненной голове. Вспомнилась ее девичья жизнь в доме родителей, жизнь безбедная, беззаботная, годы учения, подруги по гимназии; вот и желанные шестнадцать лет — она уже была взрослая барышня. Каким ясным, заманчивым казалось ей будущее. Сердце радостно билось и рвалось навстречу этому неизвестному, но милому будущему. Семнадцати лет она страстно влюбилась и вышла замуж за молодого вдовца. Муж ее любил и баловал. Ничто, казалось бы, не должно было омрачать счастливых дней новобрачных; но, однако, у семейного очага их нередко происходили горячие вспышки, а порою и продолжительные ссоры. Анна Николаевна, безумно любившая своего мужа, не могла примириться с мыслью, что другая женщина была еще так недавно близка и дорога ее мужу. Что эта женщина оставила, как залог своей любви, годового ребенка, которого отец обожал. Этот ребенок, этот капризный, некрасивый и вечно пасмурный ребенок, Ваня, кидавший на нее исподлобья злобные взгляды и отвечавший на каждую ласку отца самой горячей порывистой лаской, казалось ей, отнимал от нее сердце ее мужа. Этот ребенок и был всегда причиной разлада в их жизни. Она возненавидела его и с трудом сдерживала в себе это неприязненное чувство. И теперь вот, сидя на кровати, вспоминая свою прошлую жизнь, она ни на секунду не задумалась над своим несправедливым, недружелюбным отношением к пасынку. Она думала только о своих детях, о грозившей им бедности. Она находила, что судьба несправедлива и к ней.

«Вот до чего я дожила, — думалось ей, — до того, что сижу одинокая, всеми забытая. Дочь Людмила еще слишком молода, слишком эгоистична для того, чтобы понять всю тоску разбитого сердца, все заботы и огорчения матери-семьянинки, оставленной на тяжелом жизненном пути без средств к жизни, без подготовки к самостоятельному труду».

И вспомнилось ей, как много лет тому назад, молодая, цветущая, окруженная богатством, нежной заботливостью мужа и толпою поклонников, она проповедовала идею равенства. Она страстно увлекалась этой идеей и тоном непоколебимого убеждения утверждала, что давно прошло то деспотическое время, когда жена зависела от мужа, что теперь жена — такой же равноправный член семьи, как и муж, и что даже жена и мать — гораздо больше значит в семье, чем муж…

Вспомнила Анна Николаевна свое молодое самомнение и горько улыбнулась.

— Да, — прошептала она, — равноправность моя осталась, а все остальное — в могиле!

Анна Николаевна, несмотря на свои тридцать пять лет и красивую еще наружность, со смертью мужа стала считать себя старухой. Всецело отдавшись воспитанию детей и оберегая их, насколько возможно, от нужды и лишений, она почти забывала себя. Только тоска по любимом муже да вечный страх за будущее детей мучили ее постоянно. Чувство одиночества и беспомощности росло в ней с каждым днем все сильней и сильней. И сегодня, вот, это тоскливое чувство не дает ей покоя. Она вспомнила прежние рождественские праздники, роскошный ужин, толпу нарядных веселых гостей, и сердце ее тихонько сжалось. Она тяжело вздохнула и, смахнув слезинку, медленно поднялась с кровати.

Пора было накрывать на стол. Уже смеркалось. На потемневшем небосклоне кое-где показались звезды, проливавшие мягкий серебристый свет на погружавшуюся во мрак землю.

* * *

— А где же Ваня? Опять его нет? — спросила Анна Николавна, садясь за стол, вокруг которого в ожидании обеда сидели одетые по-праздничному Митя и Соня и грустная, с распухшими от слез глазами, Милочка. — Вечно он где-то пропадает! — раздраженно докончила Анна Николавна, принимаясь наливать детям уху.

Видя, что мама сердита, дети присмирели и молча стали есть.

В маленькой уютной столовой царит тишина, нарушаемая только стуком ложек о тарелки. Но вот и он стих. Все сидят молча и неподвижно, углубившись каждый в свою думу. Только маленький краснощекий Митя озирается кругом, словно ищет чего-то. Наконец он обернулся к стоявшей за его стулом няне и шепотом спросил:

— Няня, а ангелочки уже прилетели?

— Прилетели, прилетели, родной мой. Будь паинькой, как я тебя учила, а то они улетят и елочку назад к Боженьке унесут.

При этих словах Анна Николавна сделала нетерпеливое движение и резко заметила:

— Ты, няня, рассказывай детям сказки когда-нибудь в другое время, а не за столом.

— Да нешто это, барыня, сказки? Я им только сказала, чтобы чинно себя вели, а то елки не получат.

— Получат или не получат — это мое дело! — перебила ее Анна Николавна. — А ангелы-то тут причем?

— Как при чем? — обиженно спросила старуха. — Известное дело, что в Сочельник ангелы Господни промеж хороших людей летают и милость Божью разносят. Кто чего хочет, то от Господа и получает. А детям одна радость — елка да гостинцы, больше им ничего не надо. Вот Боженька им эту радость через своих ангелов и посылает, ежели они хорошо себя ведут, — наставительно докончила няня, гладя Митю по головке.