Русский всадник в парадигме власти

3.2.5. «ЛОШАДИНЫЙ» МУЗЕУМ. КОННОЕ НАСЛЕДИЕ НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА СТАРШЕГО. НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ МЛАДШИЙ

Великие князья Николаевичи закономерно продолжили традицию увлечения военной культурой и военного коллекционирования, существовавших при русском дворе. В личных собраниях четырех сыновей Николая I военное коллекционирование приобрело различные формы, обусловленные спецификой жизненного пути великих князей и их личными склонностями. Увлечения Николая Николаевича старшего в полной мере проявились в его личных коллекциях. Собрание предметов, связанных с коннозаводческой деятельностью великого князя, включало в себя:

1) зубы лошадей и их подковы (вероятно, призовых или лучших лошадей). Как уже отмечалось, с 1860‐х гг. теория ковки стала новым направлением военно-научной иппологии, сообразно с принципом «нет копыта — нет лошади»[1758]. Выставки подков вошли в повседневную жизнь коннозаводчиков[1759]

;

2) фотоальбомы и отдельные фотопортреты лошадей заводов великого князя, в том числе фотопортреты выставочных лошадей[1760];

3) коннозаводскую карту и коннозаводские книги (великий князь собственноручно вел студ-буки Чесменского конезавода и Собственного коневодства на Дону; также он самостоятельно вывел родословные таблицы лошадей А. Г. Орлова)[1761];

4) обширную иппологическую и коневодческую библиотеку[1762].

Это имущество после смерти великого князя было распределено между Главным управлением государственного коннозаводства и ОКШ.

В коллекцию также входила иппическая живопись, графика и скульптура из Личных покоев Николая Николаевича старшего в Николаевском дворце[1763] и из дворца в Чесменском имении. Покои и манеж украшали портреты лошадей, написанные по специальному заказу великого князя академиком живописи А. П. Швабе, одним из известнейших анималистов и мастеров иппического жанра середины XIX в.[1764]

Часть имущества великого князя и его коллекции, согласно оставленному завещанию, впоследствии перешла к его сыновьям[1765] и к племяннику Дмитрию Константиновичу, кавалеристу, также серьезно увлекавшемуся коннозаводством[1766]

; тот разместил предметы иппического искусства в небольшом дворце при принадлежавшем ему Дубровском конном заводе Полтавской губернии. «В столовой висели гравюры и небольшие картины, изображавшие лошадей. На одной из них был изображен граф Орлов в небольших санках, правящий своим легендарным арабом — производителем Сметанкой. Дяденька говорил мне, что эти картины принадлежали раньше великому князю Николаю Николаевичу старшему и висели на его Чесменском конном заводе», — вспоминал племянник Д. К. Романова великий князь Гавриил Константинович[1767].

Часть коллекции предметов искусства, составлявших Музеум великого князя, была завещана Ольге Николаевне Николаевой, старшей дочери Николая Николаевича от его связи с артисткой балета Е. Г. Числовой-Николаевой[1768].

Свою страсть к кавалерии и лошадям великий князь передал двум своим сыновьям, Николаю и Петру.

Старший сын великого князя, Николай Николаевич младший (1856–1929), генерал-лейтенант (1893), генерал от кавалерии (1900), в 1895–1905 гг. сменил отца на посту генерал-инспектора кавалерии[1769]

. Кавалерийскую службу начал в УКЭ. Русско-турецкую войну, как было сказано выше, прошел в свите отца-главнокомандующего; за отличия был награжден орденом Св. Георгия 4‐й степени и золотой саблей (1877). После войны служил в Лейб-гвардии Гусарском Его Величества полку; командовал полком, затем 2‐й Гвардейской кавалерийской дивизией. Затем был Главнокомандующим войсками Гвардии и Санкт-Петербургского военного округа и председателем Совета государственной обороны; дважды Верховным главнокомандующим — в начале Первой мировой войны и в марте 1917 г.[1770]

Военная, прежде всего кавалерийская, культура с детства была в числе его увлечений. С ранних лет находился при отце, в том числе, по воспоминаниям его адъютанта, на маневрах и учениях. «К нам приезжает иногда на учение Василий Данилович Скалон с маленьким великим князем Николаем Николаевичем младшим, которого это крайне забавляет и который рад и счастлив провести время с отцом», — вспоминал Д. А. Скалон[1771].

«Гвардеец с ног до головы, гвардеец до мозга костей»[1772], он получил прекрасное военно-профессиональное образование. Как и отец, пользовался заслуженной репутацией подлинного кавалериста, знатока манежной и полевой езды[1773], и, по словам современников, выглядел «на коне весьма эффектно. Несмотря на то что он обладал огромнейшим ростом и чрезмерно длинными ногами, у него была та идеальная, несколько кокетливая „николаевская“ посадка кавалериста старой школы, посадка, которая так красила всадника, сливая его с конем в одно нераздельное и гармоничное целое»[1774].