Русский всадник в парадигме власти

Именно в силу этих конструктивных особенностей дополнительными украшениями, характерными только для ездового костюмного комплекса, включающего в себя чугу, выступали рукава нижней одежды, зипуна, которые были хорошо видимы под широкими и короткими по локоть рукавами чуги. Так, у царя Алексея Михайловича, при котором пышность ездовых одежд достигла своего предела, был зипун «объярь серебрена травки золоты, старого дела, подкладка тафтяна светлозелена, подпушка камка червчата травная, пуговки обнизаны жемчюгом, у него обнизь бархат червчат двоеморх обнизано жемчюгом большим гурмыцким с изумруды, морхи обнизаны скатным жемчюгом мелким»[415]. Этот зипун был частью нарядов, выбранных царем для военного смотра на Девичьем поле летом 1653 г.

Именно для чуги изготавливались зипуны с рукавами из более богатой материи, нежели основная ткань; так, в гардеробе царя Алексея Михайловича был зипун со станом из алой тафты и с рукавами из серебряной объяри[416].

В XVI столетии чуге предшествовал «кафтан с короткими рукавы». Так, «кафтан с короткими рукавы 30 пуговиц» числится в описи имущества Ивана IV[417]. «Кафтанец короткий», покроем схожий с чугой, в XVI в. «в ездовом платье занимает свое место постоянно»

[418]. Так, 10 коротких бархатных кафтанцев «с золотом и с петлями» имелись в гардеробе Ивана IV[419]. Вероятно, оба названия обозначали одну и ту же одежду, судя по описи одного из таких кафтанцев: «Кафтан сделати с короткими рукавы, бархат венедитцкой зелен клетчат, круживо широко золото и серебро делано на проем. Пуговицы на него золоты с царевичевы Ивановы шубы, бархат бурской червчат да зелен с золотом и с серебром, круги к тому приделати, всего нашиты тритцеть»[420].

Появление собственно чуги на Руси связывают с женитьбой Ивана IV на «черкас пятигорских девице»[421]

Марии Темрюковне в 1561 г. Вместе с княжной в Московию прибыли северокавказские щеголи, чьи традиционные чохи и послужили прототипом новой ездовой одежды[422]. Родство чуги и чохи подтверждается этимологически, как и их тюркское происхождение[423].

Ранее высказывалась версия о происхождении чуги с Запада через польское посредничество[424], что косвенно подтверждалось наличием чуг в гардеробе боярина Н. И. Романова — человека, известного предпочтением западноевропейской культуры всем прочим. Ему принадлежали четыре бархатные, одна суконная и одна камчатая чуга

[425]. Но такое же или примерно такое же количество находилось в гардеробах и других влиятельных лиц государства. Шесть чуг было у царя Михаила Федоровича в 1630–1633 гг.[426] Пять чуг числятся среди пожалованного царицей Евдокией Лукьяновной платья своему сыну царевичу Алексею Михайловичу[427].

Интересно, что некоторое количество чуг имелось даже у малолетнего царевича Ивана Михайловича, умершего в возрасте пяти лет. Он владел обширным для своего возраста ездовым гардеробом, приспособленным к различным обстоятельствам и временам года: ему принадлежали чуги обычные, теплые и холодные, ездовой панахидный кафтан, ездовые ферези и ездовые шубы. Возможно, это изобилие было связано с тем, что царевича готовили к обряду «посажения на конь». После его смерти в 1639 г. детский ездовой гардероб бережно сохранялся; летом 1655 г. он был передан царевичу Алексею Алексеевичу, которому не исполнилось и полутора лет[428]

.

Чуга из объяри[429] «по серебреной земле, по ней травы золоты с серебром» принадлежала, согласно (посмертной?) описи его утвари и платья от 1682 г., царю-лошаднику Федору Алексеевичу; чуга была украшена серебряным же плетеным кружевом[430]. Известно, что царь Федор отличался более тонким вкусом, чем его предшественники, о чем свидетельствует и это платье, выполненное в деликатном, но весьма эффектном художественном стиле «серебром и золотом по серебру». Любителем объяри был царь Алексей Михайлович, которому принадлежали десятки объяринных одежд[431].

При выборе одежд предпочтение отдавалось тканям, где золото выгодно подчеркивалось сочными густыми оттенками красного (прежде всего) и зеленого[432]. Такое цветовое сочетание придавало ткани парадный торжественный вид, как нельзя лучше отвечавший требованиям придворного церемониала. Так, из всех 36 золотных шуб царя Алексея Михайловича, только одну «шубу объярь зелена струи и травы золотые» он надевал на официальные выходы так часто, как только было возможно[433].