Читаем Русский всадник в парадигме власти полностью

Со второй половины 1783 г. в распоряжение Павла Петровича поступила загородная резиденция Гатчина, где и были составлены по прусскому образцу его первые кавалерийские полки: Кирасирский Наследника (с 1785 г., с 17 ноября 1796 г. переименован в Лейб-кирасирский Его Величества), Жандармский (с 1787 г.), Драгунский и Гусарский (оба с 1792 г.) полки и прибывший с Дона казачий эскадрон (с 1793 г.). Здесь он проводил свои первые маневры[1328]. «Великий князь имеет в своем распоряжении 1600 солдат и 3 эскадрона кавалерии и воображает, что он умерший прусский король», — писал сановник Ф. В. Ростопчин в 1793 г.[1329] «Въезжая в Гатчину, казалось, въезжаешь в прусское владение», — отмечали современники[1330]. Но для Павла Гатчина была не кажущимся, а вполне реальным миром власти. Она стала для него не только увеселительным дворцом, устроенным по подобию резиденции принца Л.-Ж. Конде в Шантильи[1331]

, но и военным лагерем.

Основы, на которых была создана павловская кавалерия, представляли смесь буквальных заимствований у Фридриха II, его отца, «короля-солдата» Фридриха Вильгельма I, а также отца Павла Петровича — российского императора Петра III, и оригинальных идей самого Павла Петровича. Основа концепции — взгляд на кавалерию как на лучшую часть войска — была перенята у Фридриха II[1332].

Кадетские корпуса, также в подражание Фридриху II, поступили под личное покровительство императора. Главноначальствующим кадетского корпуса с января 1798 г. был назначен второй сын императора Константин Павлович[1333]. Большое значение придавалось воспитанию кавалериста в полку. «Казарма есть не только жилище солдата, но и школа, где он воспитывается», — был убежден император[1334]. Павловский устав «О полевой кавалерийской службе» (1796) объяснял основы воспитания: «шеф полка есть всегда главная причина храбрости своих людей»[1335]

.

Частью павловского плана была разработка подробнейших штатов, уставов и инструкций. Сразу по восшествии на престол император отменил екатерининские уставы и издал новые, часто почти дословные переводы с прусских оригиналов. Военно-административное творчество в это время необыкновенно объемно: за 4 с небольшим года павловского правления в свет было выпущено 80 изданий, что в среднегодовом выражении превзошло все предшествующие[1336].

Отдавая предпочтение конным войскам, император Павел I, как и его идеал Фридрих II, обращал особое внимание на качество кавалерийской подготовки. Желательным результатом была объявлена «ловкая и смелая езда»[1337]. Основы кавалерийской службы излагались в воинском уставе «О полевой кавалерийской службе» (1796). В 1797 г. были изданы «Устав конного полка» и «Воинский устав о полевой гусарской службе», затем — «Правила для обучения кавалергардского полка», написанные его шефом генерал-лейтенантом Ф. П. Уваровым в 1800 — начале 1801 г.[1338] Эти руководства, изобилующие мельчайшими подробностями и учитывающие все особенности кавалерийской службы, давали возможность «указывать ей задачи более сложные чем пехоте. Этим конница ставилась выше пехоты и считалась главным родом войск. Такой взгляд… был естественен для тех, кто в прусских порядках видел образцы для подражания»[1339]

.

В основу было положено правильное одиночное обучение рекрута, чем пренебрегали в екатерининское время. К кавалерийской науке приступали только после освоения пешего строя[1340]: «сначала учили ездить в манеже на корде, на уздечке, без стремян, шагом и рысью; затем рекруту давали стремена и обучали езде на мундштуке теми же аллюрами, а затем и галопом „прямым и косым фронтом“ (в прямом направлении и в пол-оборота). Потом рекрутов сводили в шеренги и обучали шереножному строю»[1341]. Однако несмотря на упомянутую в заголовке кавалерийского устава «полевую службу», обучение происходило «почти исключительно в манеже, где царил немецкий педантизм и блюлась верность устаревшим понятиям и идеалам»[1342].

Обучение действию оружием (палашом и пистолетом у кирасир и драгун, саблей, карабином и пистолетом у гусар[1343]

) завершало одиночное обучение. Затем переходили к шереножному, взводному, а позже и к эскадронному обучению, причем устав категорически запрещал брать в эскадронное учение «ни не совершенно обученного человека, ни же не совсем объезженную лошадь»[1344].

Подробные требования к обучению показаны в Приказе инспектора кавалерии и командира Лейб-гвардии Конного полка П. А. Палена 9 декабря 1797 г., последовавшем вскоре после приема им полка. «При осмотре моем полку я нашел, что люди по одиночке не выучены и для того за нужное нахожу эскадронным командирам предписать следующее:

1) стараться всемерно всякого человека по одиночке обучать конной езде…; правила конной езды довольно известны и потому лишним почитаю входить о том в подробности;

2) дабы каждый рейтар был господин своей лошади, нужно его довести до того…; ибо через сие могут в галоп попасть легко и атаки будут всегда точные;

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука