Русско-японская война 1904-1905 гг.

Помимо технической отсталости и неподготовленности матросов, русский флот страдал отсутствием знающих офицеров и высших руководителей флота. Энергичный и опытный адмирал Макаров, командующий Тихоокеанской эскадрой, погиб в начале войны на броненосце «Петропавловск», который наткнулся на мину. Его заменял испугавшийся своего назначения начальник штаба Тихоокеанского флота адмирал Витгефт, крайне слабовольный, нерешительный и пассивный. Он погубил остатки флота и сам погиб от японского снаряда. Еще менее соответствовал своему назначению командующий Балтийской эскадрой адмирал Рожественский. Весьма посредственный, невежественный, не понимавший современных требований морской техники Рожественский растерялся в первом же бою, не сумел подготовить свою эскадру для боя и не смог управлять ею при встрече с японским флотом у Цусимы.

В то же время главными силами японского флота руководил адмирал Того, прошедший морскую выучку в Англии.

Таким образом, как в отношении техники вооружения, так и в отношении подготовки личного состава все преимущества оставались на стороне японского флота.

Куропаткин и Ойяма

Во главе армий стояли с одной стороны Куропаткин — сторонник «вечных и неизменных» принципов военного искусства, заимствовавший свою стратегию в образцах начала XIX столетия без учета новых условий своей эпохи; с другой стороны — Ойяма, подражание которого оперативным образцам эпохи войн за воссоединение Германии не оставляет никаких сомнений. Лейтмотив искусства первого — наполеоновское сосредоточение для удара в одном направлении, лейтмотив искусства второго — охват в стремлении к завершению «Седаном».

Такой способ действий обоих полководцев в значительной степени был продиктован и условиями Манчжурского театра; если единственная коммуникационная линия русских — железная дорога — требовала сосредоточения войск к питающим органам, расположенным у железной дороги, то широкая охватывающая база японцев позволяла действовать по внешним операционным направлениям.

Свой боевой стаж Куропаткин получил на полях Туркестана, Бухары и Коканда, где он в 60-х, 70-х и 80-х годах участвовал в покорении туземных мелких государств, осуществляя захватническую политику царского самодержавия в Средней Азии. В 1874 г., после окончания академии Генерального штаба, он принимал участие в походе французских войск в Сахару для усмирения туземных народов, восставших против французских колонизаторов.

В русско-турецкую войну, будучи начальником штаба у Скобелева, Куропаткин впитал в себя канцелярские методы администрирования, но не воспринял скоболевской энергии и решительности.

Обладая теоретическими познаниями и разнообразным практическим опытом, но лишенный творческого таланта и непреклонной воли к достижению поставленной себе цели, привыкший на протяжении последних лет к работе за письменным столом, Куропаткин не являлся полководцем, одаренным умением оценить на местности обстановку, быстро принять решение и с твердостью его провести. Стихия Куропаткина — канцелярия, подготовка данных для принятия решений другим лицом. Не творческим работником оказался Куропаткин, а генштабистом типа Бертье, лишенным широкого оперативного кругозора.

Армия самодержавного режима на рубеже XX столетия не могла выдвинуть полководца, способного вести ее к победе. Эта армия могла выдвинуть лишь Куропаткина, озаренного лучами скобелевской славы. Возможно, что Куропаткин сознавал свою непригодность к роли полководца. В ответ на свое назначение на пост главнокомандующего Манчжурскими армиями он телеграфировал Николаю II: «…Только бедность в людях заставляет ваше величество остановить свой выбор на мне».

Куропаткин не обладал полководческой решимостью — слишком велика была его боязнь потерпеть поражение. Эта боязнь поражения довлела над ним, подавляя жажду победы. «Ему хотелось сражения, но в то же время он боялся его, он жаждал победы, но боялся поражения»[9]. Отсюда — стремление не доводить дело до решительного столкновения из опасения, «чтобы операция не приняла более значительных размеров, чем это желательно». Отсюда — полное отсутствие дерзания и риска. Куропаткин забыл слова Наполеона: «Если бы военное искусство сводилось к тому, чтобы никогда не дерзать, то военная слава явилась бы уделом посредственности».

В то время как наполеоновское искусство требовало быстрых и решительных действий вне зависимости от полноты данных об обстановке, Куропаткин не решался вступать в бой, пока не будут собраны полные сведения о противнике, а так как даже при хорошей разведке полководец в постоянно изменяющейся обстановке никогда не может иметь всей полноты сведений, то Куропаткин на протяжении всей войны только «подготавливался» к решительным действиям.