Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

В Петербурге совершенно не учли и того обстоятельства, что свой предыдущий военный конфликт с Китаем, как и последующую войну с Россией, Япония фактически начала за неделю до формального объявления войны 20 июля 1894 г. «Период, непосредственно предшествовавший японо-китайской войне, – замечает в этой связи военный историк генерал П.Н. Симанский, – интересен тем, что он заключает в себе, по крайней мере с японской стороны, все особенности, с удивительным подобием повторившиеся через 10 лет во дни столкновения с Россиею. Только тщательно подготовив надлежащие средства для борьбы, т.е. армию и флот, подготовив их в течение долгих годов … японское правительство приступает к осуществлению давно лелеянных им планов. Выйдя на прямую дорогу к своей цели и решив достичь ее хотя бы ценою войны, Япония не может отказаться однако от навязанных ей переговоров и ведет их до тех пор, пока под их прикрытием она не оказывается готовою к борьбе не только вообще, но даже и в частности, т.е. на данном театре войны. Тогда она заканчивает эти переговоры, “как ни к чему не ведущие”, и еще до формального объявления войны, установленного старыми обычаями международного права, уже открывает военные операции как на море, так и на суше»46.

После отъезда из Кореи Стрельбицкого здешними военными агентами последовательно числились питомец лейб-гвардии Семеновского полка подполковник Л.Р. фон Раабен и подполковник Генерального штаба А.Д. Нечволодов47

. В выполнении своих служебных обязанностей они преуспели не слишком, и в Петербурге так и не узнали о масштабных секретных подготовительных операциях, развернутых на полуострове Японией почти за год до начала войны с Россией48. Зато оба военных дипломата, как сговорившись, отличились по «амурной» части, каждый по-своему. 28-летний Раабен попытался «приударить» за женой российского посланника в Сеуле – дело кончилось дуэлью, отзывом в 1903 г. в Россию, переводом в негвардейский полк, а затем и в действующую армию. Преемник Раабена Нечволодов по случаю внезапно начавшейся войны до Сеула добраться не успел и осел во Владивостоке. Здесь он открыто содержал «воспитанницу» публичного дома, который, по данным начальника местного военно-разведывательного отдела, был не только «излюбленным местом всех родов оружия владивостокского гарнизона», но и «рассадником японского шпионства»49

.

Благодаря Нечволодову и прочим военным и гражданским начальникам, в годы войны среди других российских городов Дальнего Востока именно Владивосток стал своего рода «рекордсменом» по части утечки «закрытой» информации – планы фортов этой крепости и ее батарей, а также общую карту города с указанием фортификационных сооружений в разгар войны секретный агент Павлова купил в Японии за 10 тыс. иен50. Другие секретные документы (планы крепости, схемы ее ночного освещения, окопов и мест расположения войск) почти открыто продавались в восточных кварталах самого Владивостока. Позднее, в январе 1906 г., перед отъездом из Шанхая на родину британский коммерческий атташе Швабе (Schwabe), «будучи в несколько веселом состоянии», хвастал соотечественникам, как ловко он обогащался в свою бытность во Владивостоке: «Перед началом войны, осенью 1903 г., Швабе вошел в сношение с кем-то из служащих в штабе Владивостокской крепости (фамилии не было сказано) и купил у него план владивостокской обороны за 5000 рублей, но когда он получил план, он заплатил лишь 1200 рублей. Затем этот план Швабе продал японцам за сумму около 15 000 иен и, таким образом, нажил»51

. Борьба с японским шпионажем была поставлена во Владивостоке из рук вон плохо, а гарнизон к 1905 г. разложился.

В общем, утверждение некоторых современных отечественных специалистов по истории военной разведки, что через их ведомство прошел «цвет российской нации»52, на дальневосточный регион в интересующие нас годы не распространяется. Как отметил в начале войны один из руководителей российской военной разведки на Дальнем Востоке генерал-лейтенант В.А. Косаговский, «то, что у наших врагов давным-давно создано, нам еще только предстоит создать с нуля»53

. «Этого, впрочем, и надо было ожидать, – продолжает мысль Косаговского офицер управления генерал-квартирмейстера 3-й Маньчжурской армии Д.П. Парский, – так как трудно предположить, что, не позаботившись об организации тайной разведки ранее, до войны, ее могли бы наладить чуть ли не в минуту необходимости люди, только что прибывшие на театр военных действий, не знавшие страны и населения и не владевшие местным языком»54. Зато их японский коллега, генерал Я. Фукусима, хотя выразился с меньшей долей самокритики, имел-таки основания утверждать, что он и его подчиненные «знали царскую Россию в военно-мобилизационном отношении лучше, чем сами русские»55. В мае 1904 г. токийская “Japan Times” с удовольствием процитировала русского генерала, посетовавшего на огромное количество японских шпионов, переодетых китайцами, «которые слоняются в расположениях войск», причем «невозможно этому воспрепятствовать»56.