В связи с вопросом о японо-китайских типографиях необходимо упомянуть и о японских литографиях, олеографиях и фототипиях, тоннами ввозимых из Японии и распространяемых по всему Китаю. Что изображают эти картины, вполне очевидно. Во время русско-японской войны – это были русские эскадры, взорванные японскими минами, тонущие, объятые пламенем, русские войска, бегущие в беспорядке, преследуемые блестящей японской конницей, казаки, врывающиеся в мирные китайские фанзы, убивающие женщин и детей и грабящие имущество, русские генералы, офицеры и войска, сдающиеся в плен японцам в П[орт]-Артуре и т.д.
Сюда же относится и большое распространение в Китае японских драм и трагедий, ставящихся ныне на всех сценах даже в глубине страны. Драмы, разумеется, взяты из героической эпохи; в них рисуются подвиги самураев и «ронин» (
Всякий старый резидент в беспристрастном суждении о китайцах скажет, что бездна разделяет бывшего вежливого и уступчивого туземца от нынешнего китайца, в котором проснулось сознание его расового равенства с европейцем и пробудилась жажда возмездия за вынесенные обиды и унижения.
[…] Хотя пропаганда и не относится, строго говоря, к вопросу об организации агентско-разведочной службы в Шанхае, я отвел ей, однако, столь значительное место по той причине, что японец не разделяет разведку от пропаганды. В его представлении и то, и другое две разные стороны одного и того же дела (
[…] Переходя затем к перечислению прочих путей, избранных японцами в видах контролирования Шанхая и мирного завоевания Китая, необходимо упомянуть прежде всего основание многочисленных японо-китайских школ в Шанхае и других местах, разных педагогических обществ, кружков и т.д. Из них самое важное общество «То-а-до-бун» (общей письменности), издающее свои журналы, устраивающее беседы, собрания, школы, патронирующее посылаемых в Японию китайских студентов и проч. […]
Кроме сего к каждому русскому агенту и служащему в Шанхае был приставлен особый секретный агент, и, к сожалению, надо сказать, что в нескольких случаях таковыми агентами были английские и американские подданные. […] Надо, конечно, принять во внимание, что все вышесказанное было сильно облегчено японцам тем обстоятельством, что их в Шанхае так много. Тогда как русских до войны можно было всех пересчитать по пальцам, если исключить евреев-кабатчиков в пригородах, японцев было уже в то время до трех тысяч, причем численность их во время войны удвоилась. И почти всё это люди, живущие на гроши, тратящие от сорока до пятидесяти долларов в месяц. Японскому консульству было, стало быть, не слишком трудно иметь в своем распоряжении полтораста-двести таких человек. Русским же агенты обходились очень дорого. В данном случае надо также принять во внимание природное влечение японца к такого рода службе, а равно и удивительный патриотизм и преданность общему делу.
Разведочная часть велась японцами в Шанхае с большой системой по точно выработанному плану. Весь город был разбит на участки. В каждом участке была «главная квартира», куда все доносилось. При ней состояло известное количество старших и младших агентов. Вот список нескольких главных японских центров в Шанхае:
1. Гостиница Томо Иоко. В ней имел свои апартаменты во втором этаже полковник Генерального штаба Цуниоси (ныне произведенный в генерал-майоры). Две громадные комнаты, уставленные канцелярскими столами, с работающими за ними чиновниками, библиотека, карты на стенах, телефон, 2—3 рассыльных у дверей, небольшой с отдельным ходом кабинет-приемная полковника, – вот описание его канцелярии со слов очевидца.
2. Сапожная мастерская «Дайбуцу». Она рассылала десятки подмастерьев и рассыльных с надписью на фуражке «Дайбуцу», сновавших по всему городу, проникающих во все гостиницы,
Затем еще: № 18
Из этих «главных квартир» сведения затем поступали в японское консульство, рассортировывались шестью или семью штатными чиновниками консульства и затем, если нужно, поступали на обсуждение разведочного комитета. Как я уже упоминал, членами его были:
1. Генеральный консул Одагири,
2. Полковник Мори – военный атташе,