Русское масонство в царствование Екатерины II

Стоическая мораль и основанный на познании естества идеализм приводили русских «философов» XVIII века к гармоническому слиянию мудрости разума с учением Св. Писания. «Сто четыре священные истории» одновременно с Вольтером читал русский вольнодумец 1770-х годов. Ильин был поклонником французского философа. Он даже табакерку себе купил «с изображением портрета г. Волтера». Но тот же самый Ильин старательно посещал московские церкви и составил подробный их реестр.

Переложение Херасковым Вольтеровых «Мыслей, почерпнутых из Екклезиаста» как бы закрепляло эту связь между разумом и Св. Писанием. На философском языке та же связь была выражена понятием о божественности разума: всю жизнь надо строить по велениям естества, но сам разум только искра «небесного пламени», зажигающая душу человека.

Новая мораль, которой требовало вольтерьянство, была непосильна для одного человека. Шум мирских соблазнов заглушал начала добродетели. Выход и спасение были в том, чтобы люди новой морали соединилась вместе — образовали сообщество. Организация его должна, очевидно, быть замкнутой. Широко раскрытых дверей боялся и учитель русских вольнодумцев Вольтер; известны его слова: «Когда чернь примется рассуждать — все погибло». Толанд[199], провозглашавший новую рациональную религию, вместе с тем оговаривал, что это — религия для немногих. В соответствии со словом вождей и русские вольнодумцы стремились оградить свое учение от широкой огласки.

Тот только знает истинное сообщество, «который бегает от шуму и довольствуется малым числом людей, которые между собою только обходятся». Так писал в «Ежемесячных сочинениях» молодой философ, будущий приятель Вольтера, успевший уже и теперь его начитаться, гр. А. Р. Воронцов. Такое тесное общество русские вольтерьянцы и нашли себе в масонских ложах первого Елагина союза. «Фармазоны» этих лож почти сплошь вольтерьянцы; обратно, среди русских поклонников Вольтера едва ли не все в 1770-е годы были масонами.

Одним из наиболее ревностных вольтерьянцев в русской литературе был «дворянин-философ» Ф. И. Дмитриев-Мамонов. Его аллегория 1769 года, изображающая людей со всеми их усилиями в виде муравьев, копошащихся на жалкой земле, — проникнута вся духом «Микромегаса», насмешкой разума над неустройствами земной жизни. Но Дмитриев-Мамонов был в то же время и масоном.

Просматривая далее список переводчиков Вольтера, все время находим среди них лиц, заметных по своему участию в масонских организациях. Масонами были, например, А. Р. Воронцов и А. П. Сумароков — переводчики «Микромегаса»(1759); вероятно — Ив. Л. Голенищев-Кутузов, переводчик «Задига»; Ал. Спиридов (член л. Нептуна) — переводчик «Скармантадовых путешествий» (1773); М. М.Херасков— переводчик «Мыслей, почерпнутых из Екклезиаста» (1764; 2-е изд., 1779; 3-е изд., 1786); Е. В. Рознотовский[200] (член л. Урании) — переводчик «Истории сокращенной о смерти Каласа» (1788). Среди тех лиц, которым посвящены переводы Вольтера, находим также масонов: «История о крестовых походах» (1772) посвящена гр. 3. Г. Чернышеву; «Уборный стол г-жи Маркизши Помпадур» (1777) посвящен О.П. Козодавлеву (члену л. Равенства); «Сочинения г. Вольтера» (1784) и «Политическое завещание г. Вольтера» (1785), посвящены И. И. Михельсону (члену л. Благотворительности, ок. 1785).