Русское масонство в царствование Екатерины II

Обильно представлены были «герметические» писатели, обещавшие своим последователям тайное алхимическое знание натуры и человека: помимо родоначальника их, обозначаемого вымышленным именем Гермеса Трисмегиста (сочинения его имени восходят к III веку по Р.Хр.), и средневекового философа Раймунда Люллия, находим в литературе новиковского кружка многих алхимиков XVI–XVIII веков. В числе их были: Г. Веллинг («Сочинение маго-кабалистическое»), А. И. Кирхвегер («Кольцо Платоново, или Гомерова золотая цепь»), Б. Г. Пено («Химическая псалтырь Парацельса»), Сетоний Космополит («Новое химическое светило Сендивогия»), Р. Флюдд («История микрокосма»). К ним примыкают писатели теософического направления: «тевтонический философ» Яков Бём (громадное число трудов), предшественник его Валентин Вейгель («Небесная манна») и разноязычные последователи — И. Гихтель («Краткое открытие и показание трех миров в человеке), А. Франкенберг («Теология мистика — о тройственном пути души»), И. Пордеч («Божественная и истинная метафизика»), Л. К. Сен-Мартен («О заблуждениях и истине»).

Особую группу составляют христианские мистики, как ранней эпохи (Дионисий Ареопагит, Лактанций Фирмиан, Макарий Египетский, Бл. Августин), так и XV–XVIII веков: Фома Кемпийский («О последовании Христу»); Лоренцо Скуполи («Брань духовная»); Иоанн Арндт («О истинном христианстве»); квиетисты[219] Михаил Молинос («Духовный путеуказатель») и Ж. М. Гюйон («Соборное послание С. А. Иакова»)

[220]. Наконец, особо должны быть названы собственно масонские писатели: англичанин В. Гучинсон («Дух масонства»); полушотландский француз Рамсей («Новая Киропедия»); полурусские немцы Штарк («Апология») и Эли («Братские увещания») и подлинные немцы — Гаугвиц («Пастырское послание»), Гёрунг («Должности, говоренные Хризофироном»), Шлейс фон Лёвенфельд («Во свете истины сияющий розенкрейцер»), Эккер («Вольнокаменщические речи»), присяжные литераторы ордена розенкрейцеров.

Среди отдельных членов новиковского кружка можно различить неодинаковое отношение ко всем группам этих сочинений. Одних больше привлекает пиетизм[221] и квиетизм. Таковы — Лопухин, Краевич, Карнеев; их любимые авторы, сверх Бёма, — Иоанн Арндт, Фома Кемпийский, г-жа Гюйон.

Другое направление — герметическое; к нему принадлежал Новиков, близкий ученик которого Багрянский перевел «Платоново кольцо»[222]

; одних вкусов с Новиковым были: А. М. Кутузов, который перевел сам псевдо-Парацельсову «Химическую псалтырь» (Пено) и редактировал перевод А. А. Петрова — «Хризомандер»; И. П. Тургенев — соредактор «Хризомандера»; кн. Н. Н. Трубецкой, который так интересовался в переписке с Кутузовым алхимическими лекарствами («тайные знания» прельщали его, вероятно, преимущественно в практических видах). Гамалея обнимал в своем лице оба течения: так же интимно, как Краевичу, был близок ему Бём; вместе с Новиковым он составлял в селе Титхвинском «Библиотеку герметическую».

Обилие мистической литературы заставляло распорядителей кружка делать выбор произведений, наиболее пригодных для чтения рядовых братьев. Понемногу вырабатывался определенный «круг» такого чтения.

Божественное Писание — так определялась отправная точка этого круга.

«Во всех мистических книгах весьма много натуры, но в Св. Писании одна чистая благодать», — поучал Краевич Дмитриевского.

«Коли будете чувствовать хладность к религии, то читать Евангелие и Св. Писание… Венец всего — Св. Писание», — заметил себе Ланской (в 1818 году) слова Поздеева.

«Читая другие книги, — писал тот же Поздеев Остолопову, — не должно забывать книгу всех книг, то есть Священное Писание; прочие книги, как звезды, а Святое Писание — это солнце, им живет мир нравственный, а солнцем чувственный».

В одной из масонских речей XVIII века ритор говорил ученику: «Советую вам читать чаще Священное Писание, дабы беспрестанно обращалось в памяти вашей то благо, которое дает уразуметь, какая разность между Духа и Материи».

«Да будет библиотекою твоею великая четвертная книга, — писал Эли, — повсюду тебе сопутствующая натура. Толкователем же избери себе полезнейшее, все изъясняющее, все понятным делающее и научающее Священное Писание. В нем воистину можешь ты все найти, все, могущее соделать нас мудрыми, добродетельными, счастливыми и блаженными».

Но для того чтобы служить «толкователем» на книгу натуры, Библия сама должна была быть тщательно истолкована. Когда Нартов испытывал мудрость розенкрейцерских учителей (в 1783 году), он поставил им в числе главных вопросов такой: «Имеют ли ключ на Библию?»

«Ключ на Библию! — ответил ему Шварц. — Это нам точно так кажется, как когда бы хотел кто заказать на стеклянном заводе чашку для вмещения в нее океана. Однако ж малые познания, нам данные, сделали для нас чтение Библии сладким, утешительным и довольно просвещающим, и многие места, при коих знахари умствуют или кощунствуют, суть для нас предмет высочайшего удивления и довод к возвышающим размышлениям».