Русское монашество

В 1672 г. снова был отправлен отряд стрельцов (775 человек) под командованием Иевлева, которому велено было вначале попытаться склонить братию к подчинению. Когда эти попытки провалились, Иевлев приказал обстрелять монастырь, но у монастыря было больше пороха и пушечных ядер, чем у стрельцов, кроме того, стрелецкий лагерь был плохо устроен, и осада монастыря велась вяло. 12 мая 1673 г. царь Алексей издал указ, в котором обещал совершенное помилование взбунтовавшимся монахам, если они отворят монастырские ворота и подчинятся приговору Собора, но братия держалась стойко. Вспышка цинги среди стрельцов заставила, наконец, Иевлева снять осаду и возвратиться в Москву.

Осенью 1674 г. на Соловки послан был воевода князь Иван Мещеряков с 1700 стрельцами и с пушками, получивший приказ немедленно подавить бунт. Опять монастырь подвергся обстрелу, монахи, в свою очередь, тоже открыли огонь по московскому отряду, и не без успеха. 28 декабря 1674 г. на соборе братии решено было не поминать за богослужением имени царя, некоторые иноки, например казначей Геронтий, иеромонах Павел и другие, не согласились с этим и были брошены в монастырскую темницу. Осада продолжалась до начала 1676 г., наконец, 22 января Мещеряков, благодаря помощи бежавшего из монастыря монаха по имени Феоктист, который показал ему тайный ход в обитель, сумел ночью ворваться в монастырь. Началась настоящая битва; множество монахов было убито. Зачинщики возмущения, например игумен Никанор, были приговорены к смерти, тех, кто не желал подчиниться приговору Собора от 13 мая 1667 г., сослали в другие монастыри, малая часть иноков, покорившаяся царю и Собору, осталась в своей обители. Большое число братии сумело спастись бегством.

Рассеявшись по лесам русского Севера, странствуя из пустыни в пустынь, эти монахи–странники стали главными носителями раскола и поборниками старой веры, в своих рассказах они поносили Никона, называли его «сыном преисподней», «вероотступником», «предтечей антихриста» и не без успеха призывали народ держаться древлего благочестия. Осада и падение Соловецкого монастыря произвели глубокое впечатление на приверженцев старой веры и сочувствующих им, монахи–ратники обрели ореол и славу мучеников за веру, и эту славу странствующие иноки с великой ревностью понесли в самые удаленные уголки страны. В известном стрелецком бунте 15 мая 1682 г., вспыхнувшем после смерти царя Федора (1676–1682), когда наверху произошло некоторое замешательство и началась борьба за власть, раскол сыграл немалую роль, не говоря уже о сочувствии предводителя бунта князя И. А. Хованского староверам [996]

.

Но для распространения раскола и для его внутреннего развития, для становления его идеологии, в особенности его отношения к государству, к формирующейся империи, много значили меры, принятые Церковью при патриархе Иоакиме (1674–1690). Патриарх Иоаким был решительным врагом раскола, хотя его собственные религиозные воззрения не многим отличались от воззрений староверов, и борьбу с расколом он вел самыми крутыми мерами. 7 апреля 1685 г. [997] был издан указ, по которому приверженцы раскола подлежали преследованию и карались как элементы, враждебные государству, таким образом, государство решило вмешаться в чисто церковные дела. Указ грозил разными карами раскольникам и сочувствующим расколу, вплоть до сожжения староверов как бунтовщиков и государственных изменников. Так обе эти даты, 13 мая 1667 г. и 7 апреля 1685 г., стали исходными точками истории раскола. Первая дата обозначила религиозное обособление староверов, вторая — гражданско–правовое обособление раскольников на очень долгое время 

[998].

Для монашества раскол имел разные, в том числе и весьма тяжелые последствия. Участие монахов в расколе как зачинщиков оппозиции против реформ Никона разорвало узы, связывавшие монашество с церковной иерархией, и поставило его в эпоху Петра Великого под подозрение во вражде к государству, что, в известном смысле, имело свои основания; наконец, нельзя забывать, что в расколе приняла участие та часть монашества, которая наименее подвержена была процессу обмирщения. Весьма характерно, что для монашества, оставшегося в Церкви, 1–я половина XVIII в. была временем совершенного литературного бесплодия, оно жило словно в параличе. В расколе коренится причина того, почему в эпоху империи монашество чувствовало себя не на своем месте и не сумело найти какую–то определенную задачу для себя. Сравнительно долго оно стояло точно на перепутье, часть монашества нашла для себя выход, другая же — б€ольшая часть — осталась в этом состоянии вплоть до 1917 г.

Глава XIII. Эпоха секуляризации (1701–1764)

1. Петр Великий и его отношение к монашеству