Маршал Мюрат остановился в архиерейском доме. Слуги его тотчас взломали двери расположенной рядом Предтеченской церкви и стали грабить ризницу. Узнав об этом, отец Никифор с прихожанами побежали к церкви, стали отнимать архиерейские облачения. Пришлось обратиться лично к Мюрату и добиться от него защиты церковного имущества. В его собственном доме разместился французский генерал, так что многочисленное семейство Мурзакевича оставалось жить в соборе.
В эти первые дни Великая армия была занята не только грабежами. Хоронили мертвых, зарывали трупы лошадей, свозили в одно место раненых. Быстро восстановили один мост (из трех) через Днепр. Мост был необходим для дальнейшего наступления. Император лично руководил его возведением.
Уже на второй день после явления французов, отслужив в соборе литургию, отец Никифор набрал воды в кувшин с крышкой, поставил его в торбу; отдельно приготовил просфоры и святую воду для причащения. Часть дал нести Косте с Ваней — старшим сыновьям. Набрал яблок, овощей, какие были. Посмотрел, сколько сухарей в коробе — мать по его просьбе открыла короб — мало! Положил, однако, в торбу два сухаря. Мать тяжело вздохнула, но слова не сказала, покивала даже согласно.
Священник со старшими сыновьями, помощниками, отправился за Молоховские ворота, на кирпичный завод, где лежали русские раненые. Тех, кто помер ночью, отнесли подальше в овраг, землей забросали. Тех, кто был совсем плох, отец Никифор причастил. Другим дали попить, да по яблоку, да овощей, да по кусочку маленькому сухаря.
Так и ходили до Успеньева дня. Тяжело было на душе, но страшная пустота, которая после смерти матушки отпускала разве во время молитвы, сейчас рассосалась, ушла. Горе и надежда были теперь в душе отца Никифора, но не пустота.
Пожары в городе продолжались, продолжались и грабежи. Питались в основном яблоками. Яблоки, слава богу, уродились, а хлеба почти не было.
12 августа Наполеон и его гвардия выехали из Смоленска. Великая армия отправлялась в поход на Москву.
Глава 6
После обеда Маша пошла в Исторический: нужно было подписать кое-какие бумаги. Заглянула, конечно, по пути к научным сотрудникам, но Юрки на месте не оказалось.
— Он в архив пошел, — улыбнулась ей Татьяна Михайловна, приятная женщина лет пятидесяти. Юрка говорит, что она хорошо знает фонды и человек отличный. В Юркином отделе вообще все сотрудники старше и серьезнее, чем в Машином.
В коридоре она встретила Ружевича. Он поклонился учтиво, почти в пояс: «Здравствуйте!» Такая у него была старинная манера кланяться — очень интеллигентно выглядело. Маша тоже учтиво поклонилась, почти как он. «Чуть-чуть не дотянула», — подумала со смешком про себя. Как-то так вел себя Ружевич, что было приятно ему подражать.
Неожиданно он остановился и обратился к ней:
— Мария Владимировна, хочу с вами поговорить. Можете уделить мне минут пятнадцать?
Маша ошарашенно кивнула:
— Конечно, Виктор Николаевич.
Говорить с самим Ружевичем ей еще никогда не случалось. Да и Марией Владимировной ее редко называли.