Нет, вовсе не большевикам - как воображают себе иные, а ВСЕМ русским передовым, прогрессивным, народным, рабочим направлениям и партиям еврейский народ дарил, не скупясь, лучших своих сынов. И посмотрите: как легко и свободно входили они в русское освободительное движение, до чего с ним срослись, сроднились. Скажу больше: до какой степени оказывались они в нем на месте, как неполны и незавершенны были бы без них коллективные партийные жизнеописания соответствующих партий.
Попробуйте только представить себе кадетов без Гессена [3] и Винавера [4], большевиков без Троцкого [5], плехановцев без Дейча [6] и Аксель-рода [7], меньшевиков без Мартова [8], Абрамовича [9] и Дана [10], эсеров без Григория Гершуни [11] и Михаила Гоца [12]!
Вы можете здесь, в Нью-Йорке, познакомиться с "союзом русских евреев", по своему происхождению и сердцевине тесно связанным с прежним парижским "обществом русско-еврейской интеллигенции".
Присмотритесь к нему, вдумайтесь в его коллективную психологию. Вы не найдете в нем ни тени сомнения, что и наименование союза, и особая сила его сцепления - не случайны.
Трудно себе представить, чтобы такой же необходимостью и естественностью образовались такие же союзы или общества французско-еврейской, немецко-еврейской, польско-еврейской интеллигенции.
Да они и не образовались, об их образовании никто и не помышляет. Почему? Разве отдельные евреи-интеллигенты самой высокой квалификации не вростали и в другие великие мировые культуры, не исключая германской?
Достаточно вам вспомнить такие имена, как Гейне [13] и Берне [14] в прошлом, как Эйнштейн - в настоящем. Но нет, или, если угодно, "ТО, ДА НЕ ТО". Вглядитесь в самое глубочайшее существо взаимоотношений Гейне и Берне с современной им Германией. Если хотите, их можно даже назвать немецкими патриотами: они болеют всеми болями германского народа, они хотят быть, говоря словами самого Гейне, быть барабанщиками его армии прогресса. И все же, вся их любовь - какая-то особая, надрывная, трагическая, - говоря словами русского поэта, "ненавидящая любовь".
А Эйнштейн? В германском мире он стоял одинокой горной вершиной духа, холодно-снежным Монбланом. В других странах мыслящий еврей постольку прилеплялся к чужим культурам, насколько отлеплялся, отодвигался и от еврейства, и от национальной стихии вообще, денационализируясь и космополитизируясь. "Zur Judenfrage" Карла Маркса - бессмертная иллюстрация этого. В России же более, чем где бы то ни было и чаще, чем где бы то ни было, еврейский интеллект приникал к родникам русской культуры, не только в ущерб своему еврейскому естеству, но даже наоборот: чем более им проникаясь и его углубляя, тем интимнее сроднялся с культурою русской.
Самое национальное по замыслу из еврейских движений, сионизм, в своем Палестинском воплощении - дело рук более всего русских пионеров, русских халуцим; недаром во время споров о языке рабочей Палестины один из крупнейших палестинских сионистов, Усышкин [15], выдвинул было даже странно, как абсурдно звучащую дилемму: "иврит о русит".
(ldn-knigi: на ивр. - "иврит или русский")
Недоумение здесь законно: сионизм есть безоглядно-смелая попытка возврата к историческим первоисточникам еврейской жизни; это - временный уход еврейства как бы целиком в самого себя; а в этом смысле, казалось бы, все заимствования равно "наносны"; все не только языковые, но и всякие иные - идейные, культурные, морально-психологические "руситы", не менее, чем такие же "германиты". В чем же дело? Вглядимся пристальнее.
Идиш - это еврейское противоядие франкфуртского "германита" трехсотлетней давности - язык существенно городской и местечковый.
А сионизм - это своего рода еврейское народничество, еврейская тяга к природе; тяга к "поэзии земледельческого труда" чуть не по Глебу Успенскому, тяга к деревенско-трудовому опрощению чуть ли не по Толстому, только с напряженно-страстным, захлебывающимся упоением Достоевского вдобавок. Читатель понимает, что не споры между сионистами и противниками их меня сейчас занимают; я рассматриваю на тех, как мог бы рассматривать на других, лишь отсветы "русского на еврейском и еврейского на русском". В их многочисленности и глубине - я вижу факт, значительность которого до сих пор недостаточно взвешена, а социально-историческое происхождение - почти не продуманно. Пробел этот должен быть заполнен, и, конечно, будет заполнен.
И я снова ставлю коренной в этом смысле вопрос: верно или неверно, что, приникая к глубочайшим истокам русской духовной культуры, еврей делает это не за счет, не в ущерб собственному своему глубочайшему историческому "я", а наоборот - в своеобразном созвучии с ним? Мне думается, что положительный ответ напрашивается сам собою.
А иллюстраций к нему - хоть отбавляй.
Начнем с не очень крупной, но интимной. В репертуаре еврейского театра есть одна, всем, вероятно, памятная вещь: "Дюбук". Автор ее - бывший мне большим другом русский еврей С. Анский (Раппопорт) [16]. Он описал оригинальную траекторию личного развития.