Русское

Вы, конечно, подумали: какие у него могут быть гости? Тем не менее у меня довольно много знакомых, и среди них есть друзья. Правда, мои знакомые в основном люди в возрасте. С ними мне интереснее, чем с молодыми. Я люблю людей с прошлым. В этом смысле для меня люди как вещи. Меня тянет к пожилым, их лица как будто повернуты назад, туда, где все уже свершено и потому — совершенно. Я обожаю слушать их рассказы, их истории. И они мне благодарны.

— А Павел Андреевич? — спросила мать.

— Павел Андреевич болен.

— Но Олег обычно уезжает на все лето.

— Он говорил, что хочет остаться на этот сезон, а дачу сдать, ему нужны деньги на операцию.

— Значит, он плохо себя чувствует?

— В любом случае я позвоню и все выясню.

Олег и Маша пришли, как всегда, за четверть часа до назначенного срока. Олег ходил медленно со своей палкой, боялся опоздать, выходил заранее, потому и приходил раньше. Мать уже накрыла стол. Маша поцеловала меня. Ее дряблое, напудренное лицо пахло как сдобная булка, я едва сдержал желание лизнуть ее в щеку. Я почти уверен, что пудра на щеке была сахарная. Олег вручил мне большой увесистый сверток. Я разорвал мерцающую, как живой поток, гладкую серебряную бумагу. Под ней был старый заслуженный том в кожаном темно-коричневом переплете. В тиснении посверкивали еще золотые искорки. «ВЕСЬ МИР».

— Энциклопедия. Когда-то в детстве я очень удивился, что в ней нет статьи обо мне, — сказал Олег. — Разве меня нет в мире?

— И обо мне статьи нет, наверное, — засмеялся я.

— Но все равно, хорошая энциклопедия. Иногда забавная. Есть статьи о выдуманных персонажах из книг. Действительно стремились охватить весь мир. Здесь есть иллюстрации. Скрупулезные, тщательные, выверенные.

Это был великолепный подарок. Я обожал энциклопедии. Их лаконичные статьи я читал легко, запоминал почти дословно, и если бы игры, которые бесконечно показывают по телевизору, длились минут по двадцать, я бы непременно в них участвовал и наверняка стал бы богачом-рекордсменом. Впрочем, меня всегда пугали большие деньги.

Олег, Маша и мама выпили за мое здоровье рейнского из синей бутылки. Я вина не пью, у меня от него наступает депрессия. После ужина поговорили о прошлом. В девять они собрались домой. Я отправился провожать.

Маша взяла меня под руку. Асфальт и бетон отдавали дневное тепло. В то же время прохладно пахло землей и растениями из парка. Олег шел медленно. Мы незаметно ушли вперед. Маша молчала. Мне казалось, она думает о чем-то далеком, давно ушедшем. Вдруг она спросила:

— Вы позволите задать вам очень личный вопрос?

Я испугался, как будто ко мне подошли с острым ножом и спросили, можно ли сделать надрез и посмотреть, что у меня внутри. Тем не менее я сказал:

— Да, конечно.

— Любили вы когда-нибудь?

Такого вопроса я не ожидал.

— Нет.

— Может быть, тайно?

— Нет.

— У вас вообще нет опыта?

— Я девственник, если вы об этом.

В моем голосе прозвучала гордость.

— Вы похожи на монаха.

— Я не верю в Бога.

— В таком случае вы похожи на маньяка.

Я поразился:

— В таком случае почему вы меня не боитесь?

— Ваша мания безобидна.

Мы молчали некоторое время.

— Вы похожи на заколдованного мальчика. Вас очаровали вещи. Вы у них в плену. Я не знаю, как снять с вас порчу. Но я бы хотела, чтобы это случилось.

— А я бы — нет.

Она покачала седой головой:

— Вы еще не родились.

Домой я возвращался коротким путем, через парк.

Аллея была пустынна. Электричество уже зажгли, но фонари светили себе под нос, еле-еле. Я шел по серому асфальту, и каждый мой шаг расщеплялся на два — я шел не один. Я не мог увидеть своего спутника, сколько бы ни оглядывался, только услышать. Мне стало не по себе, и я решил выйти на улицу, пусть и удлинить путь. Парк я знал отлично. В детстве я гулял в нем один, забирался в заросли, удивляясь причудливости растений и насекомых. Я ловил жуков и, рассмотрев, отпускал. Наблюдал за бабочками, стрекозами, гусеницами, муравьями. Их было безумно много. Я терялся перед их многообразием, я почти сходил с ума. Я думал об их классификации. Мне представился Адам, он увидел первое насекомое и назвал его, почти тут же появились два новых, Адам назвал и их. Насекомые множились, Адам не успевал. Книга, в которую он их всех заносил, уже закончилась, он схватил второй том и принялся заполнять его. Насекомые ползали, гудели, смотрели, шевелили усами, взлетали. После этой битвы остался шкаф с томами энциклопедий, в которых все насекомые были описаны, упорядочены, уловлены.

Я свернул на боковую тропинку, почти незаметную в сумерках. Она привела меня к пролому в заборе, через который я и вылез на улицу. Она шла к метро.