Рычков

В своей работе Пушкин опирался на «Летопись» Рычкова и на его «Топографию Оренбургскую». В большой статье, опровергая бездоказательные нападки г. Броневского на «Историю Пугачева», Пушкин также неоднократно ссылался на труды Рычкова, как на верные и авторитетные источники (хотя некоторые из них он корректировал). Им он доверял больше всего. Например, имея копию с записи показаний жены Пугачева, Софьи Дмитриевой, Пушкин тем не менее при описании внешности и нрава вождя восстания более полагался на «Летопись» Рычкова.

По свидетельству жены, «Пугачев веру содержал истинно православную, в церковь божию ходил…».

У Рычкова: «Сам он в церковь никогда не ходит».

У Пушкина: «Пугачев, будучи раскольником, в церковь никогда не ходил».

Опираясь на рассказы солдат оренбургского гарнизона, побывавших в плену у повстанцев, на сведения перебежчиков и выловленных мятежников, Рычков сличал все сообщения, отбирая лишь правдивые: ведь он и сам виделся с Пугачевым и беседовал.

«Лицо имеет он смуглое, но чистое, глаза острые и взор страховитый; борода и волосы на голове черные; рост его средний или меньше; в плечах хотя и широк, но в пояснице очень тонок».

Пушкин представляет яицким казакам Пугачева в таком облике: «Незнакомец был росту среднего, широкоплеч и худощав. Черная борода его начинала седеть».

Далее у Рычкова: «Когда случается он в Берде, то все распоряжает сам и за всем смотрит не только днем, но и по ночам; с сообщниками своими, которых он любит, нередко вместе обедает и напивается допьяна, которые с ним обще сидят в шапках, а иногда и в рубахах и поют бурлацкие песни без всякого ему почтения; но когда-де выходит он на базар, тогда снимают шапки и ходят за ним без шапок».

У Пушкина читаем: «Они (казаки-повстанцы) оказывали ему наружное почтение, при народе ходили за ним без шапок и били ему челом, но наедине обходились с ним как с товарищем и вместе пьянствовали, сидя при нем в шапках и в одних рубахах и распевая бурлацкие песни».

В своей хронике «Осада Оренбурга» Рычков запечатлел несколько моментов штурма повстанцами крепости Нижне-Озерной. Ссылаясь на нее, Пушкин перепроверяет сообщения «славного академика» живым рассказом очевидца штурма. Этот собеседник из Нижне-Озерной станицы вспомнил такую сцену: «Поутру Пугачев пришел. Казак стал остерегать его: «Ваше царское величество, не подъезжайте, неравно из пушки убьют». — «Старый ты человек, — отвечал ему Пугачев, разве на царей льются пушки?» Этот эпизод в «Истории Пугачева» дриведен почти дословно: «Утром Пугачев показался перед крепостью. Он ехал впереди своего войска. «Берегись, государь, — сказал ему старый казак, — неравно из пушки убьют». — «Старый ты человек, — отвечал самозванец, — разве пушки льются на царей?»

Громоздкость некоторых рычковских фраз Пушкин очищал от устаревших оборотов речи, славянизмов, тяжеловатого слога восемнадцатого столетия, приближая язык исторического первоисточника к языку читателя своих дней. Многие рапорты военачальников, написанные витиевато-канцелярским слогом, он передавал емкими фразами, сохраняя при этом фактическое и эмоциональное содержание этих документов.

Почти с нескрываемой иронией Пушкин противопоставлял бесцветный, вялый казенный язык объявлений оренбургского губернатора Рейнсдорпа воззваниям Пугачева, которые «есть удивительный образец народного красноречия, хотя и безграмотного».

Вообще, во взглядах на Рейнсдорпа у Пушкина и Рычкова много общего, в том смысле, что и тому, и другому эта личность была антипатична. Но как Пушкину, так и Рычкову было опасно высказываться о генерал-поручике Рейнсдорпе неодобрительно, поскольку ему покровительствовала сама императрица, родная бабка Николая I, современника Пушкина, цензора его сочинения о Пугачеве. Попробуй-ка покритикуй такого генерала! Но Пушкин пробует. И в этом ему помогает Рычков.

Из рассеянных по всей его «Летописи» мелких, несущественных вроде бы замечаний о действиях Рейнсдорпа во время осады Оренбурга Пушкин составляет портрет губернатора посредственных способностей, неумелого военачальника и просто трусливого человека.

Описывая начало осады, Рычков не скрывает того, что крепость по халатности администрации не была готова к обороне. «Ежели бы Пугачев, не мешкав, в Татищевой и Чернореченской крепостях, прямо к Оренбургу устремился, то б ему ворваться в город никакой трудности не было; ибо городские валы и рвы в таком состоянии были, что во многих местах безо всякого затруднения на лошадях верхом въезжать было можно».

То же вслед за Рычковым свидетельствует и Пушкин: «Сия осада по неосторожности местного начальства была гибельна для жителей…» И далее: «Рейнсдорп, испуганный быстротою пожара, собрал совет из главных оренбургских чиновников… К несчастью, между военными начальниками не было ни одного, знавшего свое дело. Оробев с самого начала, они дали время Пугачеву усилиться и лишили себя средств к наступательным действиям».

Далее: «Рейнсдорп обнародовал объявление о Пугачеве, в коем объяснял его настоящее звание и прежние преступления. Оно было писано темным и запутанным слогом».