Рылеев

В брошюре, призванной оповестить о восстании 14 декабря 1825 года весь свет, говорится о декабризме как о «заразе, извне привнесенной», что восставшими — «скопищем кровожадных цареубийц» — руководили «влияние моды», «суетное любопытство», «виды личной корысти». Конституционные проекты Муравьева и Пестеля только упомянуты, о содержании их не говорится ничего, но они названы «безрассудными» и «невежественными»; восстание названо «покушением людей, умышлявших обесславить имя русское».

Однако сами декабристы на следствии постоянно указывали на самобытность своих идей, на то, что не влияния извне, не революция во Франции определяли их программу. Поджио выразил мысли всех своих товарищей, сказав, что «все дело наше есть наше: имеющее отпечаток, совершенно отличительный от всех прочих, могущих входить в сравнение с нашим».

Декабристы обращались к русской истории — истоков стремления к свободе искали там. Так, всю Древнюю Русь они видели в свете республиканско-вечевой утопии. «История великого Новгорода, — сказал па следствии Пестель, — меня также утверждала в республиканском образе мыслей». Александр Бестужев пишет царю, что декабристы решились произвести переворот, основываясь «вообще на правах народных и в особенности на затерянных русских». Бестужев говорит, что нельзя отрицать «право народа во время междуцарствия избирать себе правителя или правительство».

Каховский напоминал, что еще при Алексее Михайловиче «существовали в важных государственных делах великие соборы, в которых участвовали различные сословия государства».

«Именно 1812 год, а вовсе не заграничный поход создал последующее общественное движение, которое было в своей сущности не заимствованным, не европейским, а чисто русским», — пишет Матвей Муравьев-Апостол.

Они вспоминали «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, цитировали на следствии вольнолюбивые стихи Пушкина, Рылеева…

Да, Рылеев своей поэзией также создавал декабризм — такие вещи, как «Исповедь Наливайки» и «Я ль буду в роковое время…», а также песни, созданные им вместе с Бестужевым, обостряли воинствующий гражданский дух лучших людей русского общества. Не где-нибудь в Европе, а на собраниях у Рылеева, слушая его страстные, хотя и не весьма искусные, речи, набирались молодые офицеры революционных идей, направленных против всяческой тирании. Их вдохновляли патриотические «Думы» и «Войнаровский», а вместе с ними и пример самого Рылеева: Поэт и Гражданин на их глазах слились воедино. Люди универсального образования, разных талантов — писатели, художники, историки, инженеры, экономисты, юристы, военные специалисты (часто несколько талантов соединялось в одном лице) — никак не могли быть «невеждами» в своих раздумьях о будущем России или просто последователями чужих теорий…

1 июня император подписал манифест об учреждении Верховного уголовного суда — «для суждения злоумышленников, открывшихся 14 декабря 1825 года» — и разработанные Сперанским «Статьи обряда в заседаниях Верховного уголовного суда».

Особым указом был определен состав суда — 18 членов Государственного совета, 36 — Сената, 3 — Синода (два митрополита и архиепископ), 15 высших военных и гражданских чинов. Председателем был назначен Петр Васильевич Лопухин (1753–1827), петербургский губернатор. Генерал-прокурором — министр юстиции Дмитрий Иванович Лобанов-Ростовский.

Весь этот представительный суд был не более как ширмой, за которой скрывалась единоличная воля самодержца, инсценировка суда. До самого момента объявления приговора члены суда не видели ни одного из 121 подсудимого — в нарушение существовавших правил их не вызывали в суд для допроса. Не вызывались и свидетели. Декабристы не знали, что их уже судят. Когда утром 12 июня им был объявлен приговор, они с изумлением спрашивали друг друга: «Как, разве нас судили?» Ответ был: «Уже осудили».

Подсудимых разделили на одиннадцать разрядов. Вне разрядов оставили пятерых.

В процессе суда декабристов вызывали в тот же Комендантский дом, где они с удивлением видели на месте бывших членов Следственной комиссии других лиц.

Рылеева вызвали в первых числах июня. Предъявили ему его собственные показания:

— Вашей ли руки эти бумаги?

— Да.

— Добровольно ли они вами подписаны?

— Да.

— Были ли вам даны очные ставки?

— Да.

— Вот подписка, заготовленная в соответствующем смысле относительно поставленных трех вопросных пунктов. Прочтите и подпишите.

— Для чего это?

— Государю угодно проверить беспристрастие действий Следственного комитета.

В начале июля Верховный уголовный суд вынес приговор — тридцать шесть декабристов осудил на смертную казнь, остальных — в Сибирь на каторгу, на поселение, в солдаты, с лишением всех прав.

Против смертной казни подал голос только Мордвинов. Сперанский же потребовал для главных заговорщиков, поставленных вне разрядов, особо мучительной казни — четвертования… Тридцать один человек был приговорен к отсечению головы (Трубецкой, Оболенский, В. Кюхельбекер, Якубович, А. Бестужев, Муравьев, Сутгоф, Николай Тургенев и другие).