Рысья гора

За чашкой кофе с Олегом я замечаю, что он тоже пристрастился к курению. Мы выходили курить на открытую веранду три раза за пол часа, и в основном дымили молча. Сейчас он пытается сделать из салфетки журавлика, улыбается, старается, но бумага слишком мягка для оригами. По телевизору крутят летние хиты, а Сулико в гордом одиночестве пьет зеленый чай, заняв своим тучным телом столик у окна.

— Это похоже на то, как если бы у меня был рак, — ни с того ни с сего говорит Олег, поглаживая грудь, — Как будто внутри чего-то не хватает, а при мыслях о том, что я тебя еще увижу, мне становится гораздо легче. Я очень виноват перед детьми и перед женой, но когда любишь — плевать на других.

Я поднимаю бровь и думаю, что когда нарисовался Руслан, я забыла вообще про всех, и даже про своих подруг. Наверное, в этом я его понимаю. Я думаю о том, чтобы отправить его к Пифии за предсказанием. Может быть он и есть моя судьба, просто я слишком глупая. К моему алтарю итак уже бросили счастливый брак, детей без отца, рассудок, деньги. Что мне еще надо?

Сулико нечаянно разбивает чашку. Смотрит на осколки и что-то себе говорит. Вроде "на счастье", или "бляха муха". Я не умею, к сожалению, читать по губам.

15

Пифия даже летом не снимает своей шубы, и больше походит на сову. Сейчас, когда мы решили почтить ее своим присутствием, она перетирает морщинистыми рептильими руками какие-то травы, и засыпает их в пчелиный воск на водяной бане. Ведьма окидывает нас взглядом, и говорит:

— Бэмби, чем сейчас пахнет?

Я принюхиваюсь, но чую запах чучел, пыли, трав, и благовоний. Пытаюсь выявить из этой мешанины что-то необычное, но у меня не получается. Сдаюсь, и говорю, что здесь ничем не пахнет особенным.

— Помнишь, что я тебе тогда говорила?

— Нет.

— А это, — она кивает на Олега, — Твой друг, или любовник?

— И то и другое, — говорю я, подняв голову к Олегу. Этот придурок смущается, и будто нечаянно касается меня пальцем.

— Пришла за ответами? — спрашивает Пифия. Я киваю, и закончив перетирать травы, она распускает пучок седых длинных волос, выключает электрическую плиту, и роется под прилавком. Ищет свои карты. — А что именно тебя интересует?

Я пожимаю плечами.

— А тебя? — спрашивает ведьма у Олега. Тот будто бы заслоняет меня, становится чуть ближе к ведьме. И говорит:

— Я хочу знать, будет ли эта девушка со мной?

— А куда она денется? — хохочет ведьма. — Дай ей самой решить, что она хочет.

— А вас не смущает, что я еще здесь? — говорю я.

— С тобой все понятно, солнышко мое. Просто делай то, что посчитаешь нужным, и перестань ломаться. Видишь, мне даже карты не нужны. Ты прозрачная, и все у тебя на лице написано.

Олег пытается взять меня за руку, но моя рука выскальзывает, прячется в карман к сигаретам, и обнимает зажигалки. Мы уходим из лавки, первым делом я закуриваю сигарету. Говорю:

— Слушай. Ну давай попробуем. Но у меня одно условие: я буду жить здесь до зимы, и даю слово, что не буду заниматься проституцией. Просто я не могу бросить подруг во-второй раз. Они мне как семья.

— Хорошо. Тогда я попробую не быть таким навязчивым, — смеется он, — Но я буду приезжать.

— Ладно.

— Хочешь еще кофе?

— Хрен с тобой, давай еще по кофе.

***

Я не обманываю Олега. Да, я выхожу вместе с Анютой и Нэнси, но за компанию. Записываю номера машин их клиентов, слушаю музыку, греюсь на вечернем солнце. В отсутствие клиентов мы говорим, и говорим на личные темы, о которых почему-то стыдились говорить раньше. Эти алые вечера и запах бензина с заправки… Я уверена, что никогда это не забуду.

— Моя проблема в том, что я не знаю, чего хочу от жизни, — говорит Анюта. — Когда есть деньги, я не знаю куда их потратить. А откладывать я не умею и не хочу.

— Попробуй сменить пол, — говорит Нэнси, — Препараты нынче стоят дорого. И косметика. Быть женщиной — дорогое удовольствие.

— А вам не кажется, что это последний сезон? — спрашиваю я, — У меня складывается странное ощущение, будто мы прощаемся друг с другом. Как будто разъедемся, и никогда больше не увидим друг друга.

— Ой, вылечи ты уже свою депрессию, — отнекивается Анюта, хотя я чувствую, что права в своих ощущениях, — Ты любительница устраивать траур из ничего.

— Может мы просто все выйдем замуж и все? Бэмби уже при мужике, хотя без мужика она бывает лишь пару минут, — улыбается Нэнси.

— Я бы хотела замуж, но не хочу быть домашней клушей, — говорит Анюта.

— Я вообще не знаю, чего хочу, — признаюсь я, — У меня нет особых чувств к Олегу, но Пифия говорит, что они есть.

— Тебе нужно отойти от твоего Руслана. Из-за него у тебя очень высокие требования к мужественности Олега. Да, он тряпка, но это не приговор. — Анюта вздыхает, — В нем есть какая-то щенячья преданность, но и это дорого стоит. Я бы не стала раскидываться таким, Бэмби.

— Возможно ты права, курочка моя. В любом случае я решила просто попробовать. Может быть он сам не выдержит, и ливанет от меня.

И в плавленную бронзу солнце окрашивает сосны и скалы. Голуби топчутся под нашими ногами — гадкие и глупые, но и неотвратимые как гибель.

16